Книга Колесо в заброшенном парке, страница 111 – Антон Федоров, Борис Тараканов

Но надо делать дело. Вовка подошел ближе.

— …потому что Венеция всегда считалась символом смерти, тлена и зыбкости-неопределенности! — продолжал начатую мысль Стас.

— А что вы хотите! — громко отвечал профессор. — Этот город до сих пор называют столицей красивого умирания и ревнивых мужей.

— Это еще почему? — вклинился в разговор Вовка.

— Известно почему! Ведь именно венецианский мавр Отелло неласково обошелся с горячо любимой Дездемоной, а стараниями великого Шекспира история эта получила всемирное звучание… Игра чувств!

— Для Венеции это совершенно естественно и нормально, — авторитетно заявил Стас. — Тут что ни творение, то игра чувств. Тот же Виральдини… Я уже не говорю о живописи, зодчестве, о стеклодувстве… извините за выражение.

— Ошибаетесь! — запальчиво перебил Стаса профессор. — Виральдини в своей музыке, наоборот, чаще старался донести скорее мысль, идею, нежели чувство. Хотя… вы в чем-то правы, — он сбавил тон. — Чувственность была ему отнюдь не чужда. Но главным его подходом к творчеству все-таки было чувство меры. Чувство меры — это был стиль Виральдини!

— Ценное качество… — сказал Вовка. — Может быть, большая нагрузка заставляла его держать себя в равновесии? И музыку писать, и приют в руках держать. Потом Анна…

— Да, он действительно отдавал всего себя музыке и приюту, — на ходу бросил Сарачено. На реплику об Анне он не отреагировал.

— Совсем забыв о себе? — Вовка всеми силами пытался удержать нить разговора.

— Не думаю, что совсем — забывать о себе совсем людям не свойственно. Но, так или иначе, жизнь в основном живут для других. Для себя только болеют и умирают.

— Не могу с этим полностью согласиться, — сказал Стас.

— Напрасно! Поверьте, жизнь — не такая уж длинная штука, — добавил профессор. — Она проходит так быстро, будто ей с нами неинтересно. И тратить ее только на себя исключительно недальновидно — нечего будет вспомнить перед смертью.

Вовка кивнул и зачем-то выдал:

— И лучшая часть жизни — в той стороне, где ветер…

— Откуда ты это взял? — удивленно спросил Стас.

— Читал у кого-то, — спокойно ответил Вовка. — Сейчас уж и не вспомню, у кого.

Вечерняя улочка была пустынной.

— Здесь как-то пусто вечерами, — заметил Стас.

— Ничего не поделаешь, — ответил Сарачено. — Это дорогой город, и туристы предпочитают к вечеру из него уезжать. После двенадцати здесь и делать-то, в общем, нечего.

— В смысле? — не понял Вовка.

— Здесь нет шумных дискотек, не играет громкая музыка. Карнавал и кинофестиваль проходят только один раз в год. Венецианское биеннале еще реже. Так что по вечерам площади пустеют, шум улиц стихает. Потому и создается впечатление вымершего города.

— Профессор, а как вы относитесь к современным певицам? — начал Вовка издалека.

Сарачено вскинул брови.

— Вы имеете в виду этих эстрадных проституток?

— Нет-нет, — поспешно ответил Вовка. — Я имел в виду других простит… в смысле, тех, кто исполняет классику. Того же Виральдини, например…

— Виральдини… — профессор усмехнулся. — В этом отношении выше Джильоли еще не прыгнул никто.

— Да, я как раз тут видел афишу… Два концерта в зале «Carlo Tortora». Кстати, вы не собираетесь?

— Я? Нет… Я уже слышал ее несколько раз — в «La Scala», в «La Fenice» в прошлом году. Как раз давали «Данаю» Виральдини, и Анна, как всегда, была безупречна! Я хорошо знаю ее импресарио — мы с ним старинные приятели. У них странные отношения — он о ней почти ничего не знает. О, я ведь в молодости успел поработать в хоре «La Fenice»! Там был превосходный хор! Не то что сейчас. Маэстро Гуидо Раймонди творил с нами чудеса…

— Да, — деликатно перебил Вовка, — но сейчас вы не хотели бы ее послушать?

— Сейчас? — профессор помолчал. — Пожалуй, нет. У нас много работы, плюс у меня семинар в один из вечеров… В последнее время я редко хожу в оперу и на элитные концерты. Когда знаешь закулисную кухню, нет моральных сил наблюдать за действом, сидя в зрительном зале. Но, Владимир, простите, у меня такое чувство, будто ваш интерес к Анне Джильоли несколько иного рода… Признайтесь честно, вы — влюбились!

Стас скроил на лице улыбку довольного людоеда, а у Вовки чуть ноги не подкосились.

— Профессор, я… да нет, конечно!.. Я ее видел только один раз, да и то, можно сказать, с затылка. То есть нет, конечно, не с затылка… она на сцене пела, а я в зале сидел… в общем, нет. Не влюбился.

Профессор шутливо погрозил Вовке пальцем.

— А что же тогда?

— Мне просто нужно с ней поговорить. О Виральдини.

Лицо Сарачено стало серьезным.

— Анна мало с кем разговаривает вообще. Тем более о творчестве Виральдини.

— Я не о творчестве… — с легким вызовом сказал Вовка. — А просто о Виральдини.

Профессор озадаченно потер, потом почесал левую щеку.

— Право, я сомневаюсь, что это возможно…

— Но ведь вы знакомы с импресарио, — Вовка не собирался отступать.

Сарачено снова почесался.

— Вот уж не знаю, — печально ответил он. — Я же говорил, что там довольно странные взаимоотношения.

Стас принялся делать Вовке характерные знаки глазами: мол, прекрати сейчас же! Нехорошо! Просто неприлично!! Я что сказал!!! Вовка старательно делал вид, что не замечает его неповторимой мимики.

— А вдруг получится, а? — в голосе Вовки появились умоляющие интонации.

— Ставлю девяносто девять против одного, что ничего из этой затеи не выйдет, — грустно ответил профессор. — Но обещаю вам попробовать. Сегодня же после ужина.

— Ну ты и ха-ам! — протянул Стас, когда Сарачено попрощался с ними возле гостиницы после вкусного и сытного ужина. — Банально развел человека на исполнение своего желания…

— Отвяжись, Стас! Хорошо, если это хоть как-то поможет спасти мальчишек, — ответил Вовка, открывая дверь.

— Не трави мне душу, спасатель мальчишек! Энрико говорил, что главное сейчас — не торопиться и не наделать глупостей!

— А я их и не делаю!

Друзья поднялись на второй этаж. Вовка повернул ключ и открыл дверь номера.

— Уфф, духота. Надо бы окно открыть, а то…

Он не успел договорить, что, собственно, «а то…» — раздался телефонный звонок.

— Да! — сказал Вовка в трубку. — То есть, это… пронто! Да. Когда? Потрясающе… Даже не знаю, как благодарить вас, профессор. До свидания. Спасибо еще раз!

Стас привычно ухмылялся.

— Анна изъявила желание со мной встретиться, — сказал Вовка с некоторой отрешенностью.