Онлайн книга «Колесо в заброшенном парке»
|
— Да, но… Я ведь, наверное, должна вам за жилье и за… — она кивнула в сторону холодильника. — Татьяна Владимировна! — произнес Вовка с интонацией провинциального трагика и на всякий случай вытаращил глаза. — Квартирный вопрос мы с вами даже обсуждать не будем — он еще при Булгакове москвичей испортил. А это, — вдохновенно продолжал он, ласково поглаживая бежевый бок холодильника, — все равно нас из Венеции не дождется. У йогуртов срок хранения ограничен даже в холодильнике. Да и всему остальному грех в морозильнике куковать… И вообще, не сидеть же детям голодными! Короче, это тоже не обсуждается. Ключи висят возле двери на носу индонезийской маски — очень комично получилось, пойдемте, покажу… Последняя реплика донеслась уже из коридора. Татьяна Владимировна благодарно вздохнула и поплелась вслед за стремительно удалившимся в прихожую Вовкой. Мальчишки тем временем забрались с ногами на большой кожаный диван и принялись уплетать йогурт, с восторгом поглядывая по сторонам. Кабинет профессора Шубова был настоящим царством истории, археологии и вечного их спутника антиквариата. В отличие от вовкиной клетушки, где из мебели размещались только жесткая кровать, небольшой журнальный столик, музыкальный центр, телефон, давно не работающий барометр (стучи, не стучи — стрелка показывает «В. Сушь!») и бездарная репродукция Моны Лизы в пастельных тонах, выполненная вовкиной однокурсницей. — Холодный, — сказал Добрыня. — Как мороженое, правда? — Угу, — ответил Бурик. — У тебя какой? — У меня… — Добрыня посмотрел на этикетку. — Ананасовый. А у тебя? — Манго с персиком. Вот только не пойму, где манго, а где персик — все на один вкус. — На, попробуй мой. — Давай… А ты — мой. Бурик запустил ложку в стаканчик Добрыни и зачерпнул содержимого. — Ого! Смотри, какая маска! — Где? — спросил Добрыня, заглядывая в стаканчик. — Да вон, на стене! С клыками. — А… Подумаешь. У моего дяди такая же есть. Правда, без клыков. Но тоже дурацкая. Посмотри лучше, какой кортик! — Это не кортик, а кинжал! — Да лана, Сан Саныч! — ответил Добрыня. — А то я кортиков не видал… В двери показались Вовка и бледная Татьяна Владимировна. — Это не кинжал и не кортик, — сказал Вовка. — Это херсонский митрен. Его носили на поясе в виде украшения как знак доблести. Но можно и колбасу порезать. Одинаково годится и для хозяйственных нужд, и для выяснения… феодальных отношений. — Я же говорил, кинжал! — обрадовался Добрыня. — Это я говорил! — возразил Бурик. — А ты заладил: «кортик, кортик…» Кортик — это у моряков! — А… а в этих… феодалистических отношениях тоже были моряки! Нам историчка рассказывала. Ой, она у нас дура такая!.. — Слава! — всплеснула руками Татьяна Владимировна. — Не феодалистич… чес… — Вовка безуспешно пытался воспроизвести созданного Добрыней словесного монстра, — … литичес… тьфу! Феодальных! А первым мореплавателем на длинные дистанции вообще был Ной. Понял? Феодалист… — Сам такой… — ответил Добрыня, расплывшись в своей неповторимой щербатой улыбке. — Слава… — повторила мать уже совершенно упавшим голосом. — Извинись сейчас же! — Щассс… — Добрыня улыбнулся еще шире. — Вовочка, ты уж меня прости, обормота… — Интонация была совсем как у Татьяны Владимировны, когда та смущалась, терялась или расстраивалась. Таланта пародиста Добрыне явно было не занимать. Вовка и Татьяна Владимировна в праведном негодовании посмотрели друг на друга. — А куда эту штуку деть? — помахал опустевшей йогуртной упаковкой Бурик. — Сашка! — возмутился Вовка. — А то ты до сих пор не уяснил, где в этом доме параша! Ой… — он покосился на Татьяну Владимировну. — В смысле… я хотел сказать мусорное ведро… Мальчишки на диване покатились со смеху. — Да… — слегка смущенно продолжил Вовка, стараясь не глядеть на Татьяну Владимировну. — Я полагаю, оно на кухне… под раковиной. Если только не ускакало куда-нибудь за это время. Пойдемте, я вам покажу. Он взял Татьяну Владимировну под руку. Та расхохоталась: — Да, Володя… — сквозь смех сказала она. — Вы действительно способны обратить всю эту нелепую ситуацию в комфортные тона. Вовка смотрел на нее, смеющуюся, и вдруг понял, что, в сущности, она очень красива. Вот только сменить бы эту идиотскую дешевую косметику и прическу… Ну хотя бы как у Любки сделать — «фантазийного направления». Стасу бы такую жену… — Милый… милый Карлсон… — с интонацией Фрекен Бок — Фаины Раневской подхватил Добрыня. Тут расхохотался Бурик. — Так! — Вовка нехотя расстался с мыслями о Любе и о потенциальной стасовой жене. — А кто разрешил на диван с ногами?!! — Он деланно сверкнул глазами в сторону довольных пацанят. — Татьяна Владимировна, вы уж тут с ними построже. Не то на шею сядут. Ну… вроде все показал, могу с легким сердцем вас покинуть. У нас со Стасом сегодня местная командировка перед отъездом. — Далеко? — обеспокоено спросила Татьяна Владимировна. — Нет, — поспешил успокоить ее Вовка. — Скорее надолго — до вечера… позднего. — А куда? — спросил с дивана Бурик. — Туда! — весело рассердился Вовка. — На ту самую Кудыкину Гору! Может, тебе объяснительную по этому поводу написать? — И уже Татьяне Владимировне: — В ближайшее Подмосковье. В некотором смысле… этнографическая экспедиция. А вылет у нас через три дня. — «Он улетел… Но обещал вернуться…», — голос Раневской получался у Добрыни ностальгически похожим. Москва, Рижский вокзал — А не откушать ли нам шампанского Екатеринбургского винкомбината, — сказал Стас, когда двери закрылись и электричка «Москва — Волоколамск» пришла в движение. — Аспирант один вчера привез. Ящик… Я тут захватил для пробы. — Весь ящик? — удивился Вовка. — Не весь, разумеется. Несколько экземпляров. Зацени! — у Стаса, как у индийского факира, появилась в руке большая зеленая бутылка, чуть запотевшая от холода. — Вау! Бис!! — восхитился Вовка. В другой руке у Стаса появились большие пластиковые стаканы, в какие наливают бочковое пиво в дешевых забегаловках. — Ну, ты даешь, Стас! Ты это серьезно? Вот так сразу? Прямо здесь? — А чего тянуть? Стрессы прошедшей недели требуют хоть какого-то минимального выхода… — Да? Минимального выхода? Это в таких-то количествах? — Вовка подозрительно покосился на большой кожаный рюкзак Стаса, под завязку набитый чем-то, имеющим подозрительно округлые формы. — Подумаешь… — Стас слегка замялся. — Запас карман не тянет. А шампанское — лучший антидепрессант, да будет тебе известно! |