Книга Архив Буресвета. Книга 1. Путь королей, страница 115 – Брендон Сандерсон

Камень вскинул бровь.

— Он надменный, — начал перечислять Каладин, — мстительный, жадный и порочный до мозга костей.

Рогоед улыбнулся:

— Да, думаю, ты прав. Не лучший из светлоглазых.

— «Лучших» среди них нет. Они все одинаковые.

— Натерпелся от них, да?

Каладин пожал плечами — вопрос разбередил рану, которая еще не зажила.

— В любом случае твоему хозяину повезло.

— Повезло, что его убили?

— Повезло, что он не победил, — пояснил Каладин, — и не обнаружил, как его обманули. Они бы не позволили ему уйти, забрав дос­пех Садеаса.

— Чушь, — вмешался Тефт. — Обычай...

— Обычай — слепой свидетель обвинения. Это милая коробочка,­ в которую они упаковывают свою ложь. Из-за него мы и служим им.

Тефт стиснул зубы:

— Сынок, я прожил на этом свете побольше твоего. Я многое знаю. Если простолюдин убьет вражеского воина в осколочном дос­пехе, он станет светлоглазым. Так заведено.

Каладин позволил спору увянуть. Если иллюзии Тефта помогали ему отыскать свое место в этой военной неразберихе, не Каладину его разубеждать.

— Итак, ты был слугой, — сказал он, обращаясь к Камню. — В свите светлорда? Каким именно слугой? — Он покопался в памяти в поисках нужного слова, вспоминая те дни, когда доводилось общаться с Уистиоу или Рошоном. — Лакеем? Дворецким?

Камень рассмеялся:

— Я поваром быть. Мой нуатома не спустился бы в низины без своего повара! Ваша еда, в ней так много пряностей, что ничего другого уже не почувствовать. Вы и камни съесть, если их перцем посыпать!

— И кто тут у нас заговорил о еде? — мрачно бросил Тефт. — Рогоед?

Каладин нахмурился:

— Кстати, а почему твой народ так называют?

— Потому что они едят рога и панцири животных, которых ловят, — сказал Тефт. — То, что снаружи.

Камень улыбнулся, и в его взгляде появилась тоска.

— Ах, до чего же вкусно...

— Так вы действительно едите панцири? — уточнил Каладин.

— У нас очень крепкие зубы, — с гордостью ответил рогоед. — Но погоди-ка. Ты теперь узнать мою историю. Светлорд Садеас, он не был уверен, что делать с большинством из нас. Кто-то стать солдатом, кто-то служить в главном доме. Я приготовить для него одно блюдо, и он отправить меня в мостовой расчет. — Камень поколебался. — Я вроде как, э-э-э, улучшил суп.

— Улучшил? — переспросил Каладин, приподняв бровь.

Рогоед вдруг смутился:

— Понимаешь, я быть сильно злой из-за смерти моего нуатомы. И я подумал — эти низинники, у них языки ошпарены и обожжены той едой, что они едят. Они не чуять вкуса, ну вот я и...

— И — что? — поторопил Каладин.

— Чуллий навоз, — пояснил Камень. — Кажется, у него вкус сильней, чем я думал.

— Постой, — уточнил Тефт, — ты добавил чуллий навоз в суп великого князя Садеаса?!

— Э-э-э, да. Вообще-то, и в хлеб тоже. И украсил им свиную отбивную. И сделал соус, чтобы мазать на гарамы. У чулльего навоза, я так решить, много применений.

Тефт так хохотал, что проснулось эхо. Он упал на бок, развеселившись, и Каладин испугался, как бы пожилой мостовик не свалил­ся в пропасть.

— Рогоед, — наконец выдавил Тефт, — с меня выпивка.

Камень улыбнулся. Парень потрясенно покачал головой. Он вне­запно все понял.

— Что такое? — спросил Камень, явно заметив выражение его лица.

— Это нам и нужно, — сказал Каладин. — Это! Вот что я про­пустил.

Камень растерянно моргнул:

— Тебе нужен чуллий навоз?

Тефт опять расхохотался.

— Нет, — возразил Каладин. — Я... я лучше покажу. Но сначала надо разобраться с соком шишкотравника.

Они и одну вязанку не прикончили, а пальцы уже болели.

— Ну а ты, Каладин? — спросил Камень. — Я тебе рассказывать свою историю. Ты рассказать свою? Как ты докатиться до этих отметин на лбу?

— Ага, — сказал Тефт, вытирая слезы, — ты-то чью еду изгадил?

— Я думал, ты считаешь прошлое мостовиков запретным, — съехидничал Каладин.

— Ты разговорил Камня, — возразил Тефт. — Это будет спра­ведливо.

— Значит, если я расскажу свою историю, ты поведаешь нам свою?

Тефт мгновенно помрачнел:

— Так, послушай, я не собираюсь...

— Я убил человека, — сказал Каладин.

Тефт примолк. Камень встрепенулся. Сил, как подметил парень, все еще наблюдала за ними с интересом. Это было странно — обычно ее внимание ни на чем не задерживалось надолго.

— Убил человека? — переспросил Камень. — И после этой вещи тебя сделать рабом? Разве обычно за убийство не наказывать смертью?

— Это было не убийство, — негромко проговорил Каладин, вспоминая раба с неряшливой бородой, который задавал ему те же самые вопросы в фургоне Твлаква. — Меня даже поблагодарил за это один важный человек.

Он замолчал.

— А потом? — наконец спросил Тефт.

— Потом... — Каладин посмотрел на тростинку. На западе са­дилась Номон, и на востоке восходил маленький зеленый диск Мишим, последней луны. — Потом оказалось, что светлоглазым не нравится, когда кто-то отказывается от их подарков.

Мостовики ждали продолжения, но Каладин принялся молча выдавливать сок из тростинок. Он был потрясен тем, до чего болезненными оставались воспоминания о приключившемся в войске Амарама.

Тефт и Камень ощутили его чувства или поняли, что он сказал достаточно, и оба занялись работой, не задавая больше вопросов.

Но эти утверждения не делают ложным письмо, которое ты читаешь.

Королевская Галерея карт являла собой образец гармонии меж­ду красотой и полезностью. Обширный купол из духозаклятого камня обладал гладкими стенами, которые сливались со скалами без единого шва. Здание имело форму длинного тайленского хлеба, и в его потолке были большие окна, сквозь которые солнечный свет падал на красиво разросшийся сланцекорник.

Далинар прошел мимо одного из кустов с розовыми, ярко-зелеными и синими отростками, что сплетались друг с другом, образуя узор, достигающий его плеча. У этих жестких, выносливых растений­ не было настоящих стеблей или листьев, просто извивающиеся щупальца, похожие на разноцветные волосы. Не считая их, сланцекорник больше походил на камень, чем на живое существо. И все же ученые твердили, что он растение, ибо ему свойственно расти и тянуться к свету.