Онлайн книга «Бел-горюч камень»
|
Вот какой народ называют цыганами – людей, берущих еду или вещи без спроса! Выходит, Изочка тоже цыганка и теперь ей суждено бродить по дорогам с этими горластыми черными людьми и вести разгульную жизнь, ведь Мария, конечно, больше не захочет жить с такой дочерью – лгуньей и воровкой! – Мария! – отчаянно закричала Изочка. – Мариечка, мамочка! Кто-то больно схватил ее за ухо и вытащил из-за мешка. Ничего не понимая, Изочка сразу замолчала от боли и ужаса. – Ах ты, мошенница! Где хлеб украла? – нависла над нею краснощекая торговка, тошнотворно дыша в лицо чесноком и еще чем-то таким же противным. – Житья не стало от этих цыган, – поддержали в толпе. – Сама с вершок, а туда же! – Не тяни ухо-то, напрочь оторвешь, – заступился старик в парусиновой панаме. – Хоть цыганский, все ж-таки ребенок, стыд поимейте… Тетенька нехотя отпустила ухо, но старик отошел, и тогда, вцепившись в запястье девочки, она затрясла ее: – Говори – где хлеб слямзила? Отворачивая лицо от ее зловонного дыхания, Изочка пролепетала в сторону: – Дома своровала… – Из какого дома? Горазда врать! У тебя и дома-то нет, бродяжка таборная! – заорала торговка и свободной рукой принялась выдирать хлеб из пальцев Изочки. – Эй, женщина! – позвал вдруг чей-то гортанный голос. Изочке некогда было слушать и смотреть. От боли и несправедливости тетенькиных слов пропал страх и родилось возмущение. Она прижала к себе буханку так сильно, что поджаристая корка треснула и надломилась. – Неправда! У меня есть дом! Я там живу с Марией! Это наш хлеб! Тетенька запыхтела и запустила толстые пальцы под раскрывшуюся хлебную корку в мякиш. – Эй, женщина! – повторил голос. – Тебе, тебе говорю! Толстуха сердито повернулась… и застыла. Замерла и девочка. Статная цыганка возвышалась над прилавком, уронив на него тяжелые косы. Плечи ее покрывала шерстяная шаль – алые цветы по вишневому полю. Из-под надвинутой на лоб, по-особенному завязанной косынки выбивались тонкие кольца вьющихся волос. Окруженные темными ободками глаза горели, словно угли. Они были разного цвета: один черный-пречерный, другой – карий с золотом, и светился, мерцал изнутри, как змеиное око. Изочка пригляделась: не «аптечное» ли? Убедилась – нет, настоящее… Дрогнув взведенной бровью, цыганка вкрадчиво сказала: – Женщина, оставь девочку в покое. Оставь хлеб в покое. Если непонятливая ты, худо тебе придется. Щеки торговки из красных сделались багровыми – вот-вот лопнут. Сунув вырванный мякиш Изочке в руки, она вытолкала ее за прилавок и забормотала: – Подите, подите с Богом, чур меня, чур, дурной глаз! Цыганка подтвердила, умехаясь: – Дурной… Крестись шибче, женщина. Притушила веками угольные глаза. Наклонилась над девочкой, погладила истерзанное торговкиными ногтями запястье: – Больно? Не смея глянуть цыганке в лицо, Изочка молча кивнула. – Не бойся, – улыбнулась та. – Пойдем. Изочка нерешительно вложила ладонь в руку спасительницы: – Вы… вы меня сейчас воровать будете? Цыганка засмеялась: – Я не ворую детей. У самой мальчик есть. В гости тебя зову. Погостишь, потом мой сын тебя домой отведет к маме твоей. – А я у Марии хлеб украла, – созналась Изочка. – У какой Марии? – У мамы. Ее Марией зовут. – Что, мать не кормит тебя? – Нет, нет! – Изочка несильно помотала головой – накрученное ухо пульсировало и ныло. – То есть, да – кормит! Хлебом, кашей, супом, всякой другой едой. А этот хлеб я хотела цыганам отнести, для их детей. Может, цыгане тогда вернули бы мой портфель… – Что за портфель? – Желтый такой, пупырышчатый, с замочком, шнурок с ключами на ручке завязан, мы с Марией вчера портфель для школы купили, я в школу пойду в сентябре, а потом мы увидели медведя и мальчика с дудочкой, и кто-то его украл. – Мальчика с дудочкой украл? – спросила цыганка, смеясь. – Портфель… А еще я хотела немножко посмотреть на камень с яблоком, если тетя Зина не продала его. – На камень? – Да, на камень бел и горюч… Изочка хорошо запомнила разговор Марии с тетей Зиной и передала его полностью. Добрая цыганка слушала очень внимательно, ни разу не перебила. – Если бы тетя Зина не боялась Тугарина, она даром возвратила бы камень маме. Тетя Зина сказала – Христом Богом клянусь… Когда люди так говорят, они же не обманывают, правда? – Наверно… Потом Изочка рассказала, как сильно соскучилась о матушке Майис, Сэмэнчике и деревне. Рассказала о жизни в общежитии на Первой Колхозной улице, которую недавно переименовали в улицу имени красного командира Карла Байкалова, о соседях и маминой работе в рыбном тресте. Цыганка задавала всякие вопросы, и как-то так получилось, что выведала почти все, что Изочка знала о папе, Литве, Мысе Тугарина-Змея, и многое другое. Базар остался далеко позади. Изочка заметила это, лишь когда спустились по косогору к широкому ленскому берегу у пристани. Там, словно брошенные в песке старые игрушки, темнели чьи-то ветхие палатки в ярких пятнах свежих заплат. В центре стоянки горел костер с огромным, подвешенным на железном стояке котлом, и носилась ребятня. Слышались неумолчный говор, смех и младенческий плач. Возле одной из палаток сидел на цепи Баро. Увидев в руках Изочки хлеб, медведь смешно задвигал носом и заурчал. Ватага босоногих детей обступила девочку, со всех сторон потянулись к ней грязные руки: – Маро, маро! Изочка растерянно оглянулась на провожатую. Цыганка отломила кусок от мякиша, вложила в ручонку кривоногого карапуза без штанишек. Довольный малыш заковылял к костру. – Чего испугалась-то? Дели свой гостинец, – подбодрила цыганка и что-то зычно прокричала сгрудившимся у костра женщинам. «Таня-а, Таня-а» – только и можно было разобрать имя среди непонятных слов. Женщины повернулись, разглядывая гостью, зашептались о чем-то. Подошла девушка с густыми бровями, которая вчера назвала Изочку милашкой. Вот и здесь она, тряхнув длинными косами, задорно подмигнула: – Ай, милашка! В гости пришла? – Ага, – поспешила ответить Изочка, стараясь поскорее избавиться от непрерывно галдящих вокруг цыганят. – Со тукэ трэби? [53] – спросила девушка у разноглазой цыганки. Та принялась сердито о чем-то выговаривать. В словах снова послышалось: «Таня-а». Девушка Таня подбоченилась и, кажется, начала препираться, покачивая большими серьгами, но недолго перечила – ушла в палатку и вынесла из нее желтый портфель с болтающимися на ручке ключиками. Подала его Изочке, скривив оттопыренные губы: |