
Онлайн книга «Одинокая звезда»
— Миссис Компсон? — Хм‑м? О, да, название вполне подходит. — Что–то случилось? — Ничего особенного. Просто я вспомнила кое–что, о чем не думала очень давно. — Миссис Компсон вздохнула и опустилась на диван. — Двоюродная бабушка сшила квилт «Дымовые трубы и угловые камни» для моей кузины, когда та вышла замуж и покидала наш дом. Она с мужем уезжала в Калифорнию, и мы не знали, когда увидимся снова и увидимся ли вообще. Тогда было не то что сегодня, когда в любое время можешь слетать куда угодно на самолете. Я была еще маленькая. Это было до смерти мамы, до рождения Ричарда, даже до моего первого квилта. Элизабет была самой старшей из кузин. Я обожала ее и хотела быть такой, как она, когда вырасту. Узнав, что она уезжает, я ужасно расстроилась, потому что вообще не понимала, как можно жить где–то в другом месте, не в Элм — Крик. — Почему ты уезжаешь, ведь твой дом здесь? — спросила я. — Когда–нибудь ты меня поймешь, малышка Сильвия, — сказала она, улыбнулась и обняла меня со слезами на глазах. — Когда–нибудь ты полюбишь и поймешь, что дом твой там, где твоя любовь. Но тогда я этого не понимала. Я представила себе, как наш дом простирает крылья, летит вслед за кузиной и ее мужем и садится на землю там, где они останавливаются. — Наш дом здесь, — настаивала я. — Он всегда будет здесь. Тогда она засмеялась и обняла меня еще крепче. — Да, Сильвия, ты права. Я обрадовалась, что она смеется, и подумала, что, может, кузина все–таки не уедет. Но подготовка к свадьбе продолжалась, и я поняла, что ошибалась. Клаудия старательно помогала взрослым, а я злилась на всех, кто так или иначе ускорял отъезд Элизабет. Я прятала ножницы, чтобы тетя не могла работать над подвенечным платьем. Я взяла ключи от сундука Элизабет и выбросила их в речку, чтобы она не могла достать вещи. Я заработала шлепки, когда заявила ее жениху, что ненавижу его и пускай он уезжает отсюда. — Раз ты не хочешь помогать, тогда хотя бы не мешайся и не зарабатывай шлепки, — строго сказал папа. Я насупилась, но никто не обращал на меня внимания. Я слонялась по дому и пришла в гостиную, где сидела за шитьем двоюродная бабушка, сестра деда. Она была дочерью Ханса и Аннеке, старшей в семье. Я стояла в дверях, выпятив губу, и сквозь злые слезы наблюдала за ее работой. Бабушка взглянула на меня и спрятала улыбку. — Ага, явилась, маленькая разбойница? Я опустила глаза и промолчала. — Иди сюда, Сильвия. В те дни, когда тебя звали взрослые, нельзя было не пойти. Она посадила меня на колени и накрыла нас квилтом. Так мы сидели молча, а она шила. Вот она взяла длинную полосу ткани и пришила к краю квилта. Меня успокоили ее мягкие колени и тихий голос, что–то напевавший. Наконец я не выдержала. — Что ты делаешь? — спросила я. — Я пришиваю окантовку на одеяло твоей кузины. Видишь? Эта длинная полоса материи закроет лохматые края, чтобы не торчала подкладка. «Лохматые края? — подумала я. — Как это лохматые? Как наша собачка?» Не желая показаться глупой, я задала другой вопрос: — Это ее свадебное одеяло? — Нет. Оно особенное, на память о старой бабушке. У молодой жены никогда не бывает слишком много одеял, даже в Калифорнии. — Она воткнула иглу в подушечку и развернула квилт, чтобы я увидела узор. — Красиво, — сказала я, водя пальцем по рисунку. — Это «Дымовые трубы и угловые камни», так узор называется. Вот Элизабет посмотрит на него в Калифорнии и вспомнит наш дом и всех, кто в нем живет. Нам, Бергстромам, повезло, потому что наш дом наполнен любовью от труб до фундамента. Мой квилт поможет твоей кузине взять с собой чуточку нашей любви. Я кивнула, показывая ей, что я все поняла. — Каждый из этих красных квадратиков — это огонь, горящий в камине, чтобы согреть ее после трудной дороги. Я посмотрела на красные квадраты на одеяле. — Их очень много. У нас в доме нет столько каминов. — Я знаю, — засмеялась она. — Тут все понарошку. Элизабет поймет. Я кивнула. Элизабет была взрослая и понимала много разных вещей. — А еще вот что. Ты заметила, что половина блока темная, а другая светлая? Темная половина означает огорчения и беды в жизни, а светлая радости. Я обдумала слова бабушки. — Тогда почему ты не сшила квилт целиком из светлой материи? — Я могла так сделать, но тогда она не сможет различить узор. Он заметен только тогда, когда в квилте есть и темная, и светлая материя. — Но мне не хочется, чтобы у Элизабет были огорчения. — Я тоже не хочу, милая моя девочка, но они все равно к нам приходят. Но не беспокойся. Вот видишь? — Она дотронулась пальцем поочередно до нескольких красных квадратов и улыбнулась. — Пока в доме горят огни, у Элизабет всегда будет больше радостей, чем огорчений. Я снова стала рассматривать рисунок. — Красные квадратики не пускают огорчения на светлую часть. — Правильно, — воскликнула двоюродная бабушка. — Ах, какая ты умница! Я прижалась к ней, радуясь похвале. — Вот только мне все–таки не нравится темная половина. — Кому же она нравится? Никому. Будем надеяться, что Элизабет получит всю радость, какую заслуживает, а огорчений ровно столько, чтобы ее сердце оставалось восприимчивым к чужой беде. — Что такое вос… воспри… — Восприимчивым. Ты поймешь, когда станешь старше. — Как Клаудия? Бабушка засмеялась и прижала меня к себе. — Да. Может быть. * * * Миссис Компсон замолчала и обвела взглядом комнату. — Вот что для меня Элм — Крик, — сказала она. — Я люблю тут каждый дюйм, от дымовых труб до камня в его основании. И всегда любила. Как я могла так долго жить вдали от него? Почему я позволила гордыне разлучить меня со всем, что любила? Сердце разрывается, когда думаю о том, сколько времени потеряла напрасно. Сара взяла миссис Компсон за руку. — Не отчаивайтесь! Не теряйте надежду. — Надежду? Если у меня и оставалась надежда, то она умерла вместе с Клаудией. — Не говорите так. Вы сами знаете, что это неправда. Если бы у вас не было надежды, вы бы не попросили меня найти способ, как вернуть Элм — Крик к жизни. — Молодая леди, кажется, я сама знаю, когда у меня есть надежда, а когда нет, — проворчала миссис Компсон, но боль из ее глаз исчезла. Сара сжала ее руку. |