
Онлайн книга «Тайна девичьего камня»
ГГ бросила взгляд на небо, видневшееся между верхними этажами небоскребов. — Надеюсь, что пойдет дождичек, — сказала она. — Знаете, я всегда любила дождь. И знаете почему? Он покачал головой. — Потому что тогда на улице не так много народа. Они пошли дальше по тротуару, где с тележки продавали кренделя и прохладительные напитки. Их еще долго преследовал запах горелого хлеба. Он покосился на нее, пока она шла. Она держала себя сдержанно и в то же время мягко, шла энергично и довольно быстро. Закурив еще одну сигарету, она слегка угловатыми движениями смяла пачку «Кента» и запихнула ее в бумажную корзину на следующем перекрестке. Они быстро миновали Вторую и Третью авеню и вышли на Лексингтон-авеню. — Я не знаю, куда мы идем, — сказала она, — а вы? Он только слегка рассмеялся в ответ. — Не играет никакой роли, — сказала она, — самое главное идти. Она заговорила другим тоном. — Знаете, я до сих пор храню те пилюли, которые вы дали мне перед самой войной. Это было, когда я сошла с того парохода в Нью-Йорке, как там он называется? — Теплоход «Дроттнингхольм». — Точно. Я помню, что эти пилюли надо класть под язык. — Правильно, — отозвался он. — И если тебя арестует гестапо… — начала она, но потом словно сбилась и засмеялась. — Если тебя арестует гестапо, — продолжил он, — надо положить пилюлю под язык, и если потом ты будешь вынужден… тогда надо разжевать ее до конца. — Как там? Повторите. Если только проглотить пилюлю… — …она выйдет естественным путем, не причинив никакого вреда, — сказал он. — Но если разжевать ее до конца, через несколько минут наступит смерть. Он слегка улыбнулся: — Я говорил это много раз, но вы знаете, что и британское, и американское государство чрезвычайно благодарны вам за то, что вы сделали для союзников. Поскольку я стоял во главе… шпионской деятельности, я имел обо всем полное представление. И сегодня могу сказать честно, что вы, Ги Ги, снабжали нас очень ценной информацией о шведских дворянских семьях, которые симпатизировали Гитлеру. Она промолчала. — С вашей помощью нам удалось избежать массы проблем со шведскими подразделениями, в первую очередь с некоторыми фирмами, принадлежавшими этим дворянским семьям. Мы смогли помешать их торговле с нацистами только благодаря тому, что вы нам на них указали. — Хорошо, — сказала она. — Я рада, но мне это ничего не стоило. — Но для нас это очень много значило. — Фу. Надо было просто мимоходом услышать то одно, то другое на коктейльных вечеринках в Стокгольме. Или на борту круизного судна через Атлантику. Но вы должны обещать мне то же, что обещали тогда: никогда никому это не рассказывать. Он сказал, что обещает. — Но, Ги Ги, — обратился он к ней. — Да? — Выкиньте эти таблетки. Их нечего хранить. — Да, наверное, не стоит. К ним подошел широкий мужчина с бородой. — Простите, можно попросить у вас автограф? Он протянул ей ручку с чернилами и свежий номер «Нью-Йорк дейли херальд». — Нет, нельзя, — спокойно ответила она, продолжая идти. Мужчина шел следом. — Умоляю, — обратился Стефенсон к мужчине, — оставьте мисс Г в покое. Она никогда не дает автографы. — Пойдемте, — тихо произнесла она, и быстрым шагом они незаметно вошли в универмаг «Блумингдейл». Охранники не обратили на них внимания, бородатый мужчина исчез, и они быстро встали на скрипучий эскалатор, который рывками привез их на один из верхних этажей. Когда она положила руку на резиновый поручень, он заметил пастельно-розовый лак на ее ногтях и золотое кольцо-печатку без монограммы на левой руке. Она надвинула шляпу на самый лоб и сняла солнечные очки. — Рядом с цветочным отделом есть маленький кафетерий, — сказала она, — мы можем там что-нибудь выпить. — Конечно, — отозвался он и в первый раз заглянул в зелено-голубые глаза с сильно накрашенными ресницами в сетке глубоких морщин. Уши были прикрыты седыми прядями. Они дошли до кафетерия, и он на ходу заказал у молодой официантки два «Эппл Мартини» на столик у окна. Услышав это, она возразила: — Нет, мы лучше займем столик за ширмой. Он сразу же исправился, и официантка кивнула. — Извините, — сказал он, когда они сели за одним из самых дальних огороженных столиков между обитыми бархатом стенами, — мне следовало бы подумать, что вы хотите побыть одна. Она закурила еще одну сигарету и, подняв брови, бросила спичку в пепельницу. — Вы ошибаетесь, Вильям, — возразила она, — я не хочу быть одна. — Она глубоко затянулась и посмотрела в стол. — Просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Пока не принесли напитки, они сидели молча, а потом подняли тост за союзников. — Как вы думаете, может быть, мне надо было это сделать, — спросила она, — принять одно из приглашений Гитлера? Он только слегка улыбнулся в ответ. — Только в одном можно быть уверенным, — продолжала она, — они бы никогда не стали меня обыскивать. Я могла бы легко пронести под платьем пистолет. И когда бы я достаточно близко подошла к Гитлеру, может быть, даже бы осталась с ним наедине — пафф! — Да, может быть, из этого что-нибудь бы вышло, — сказал он. — Но что бы с вами было потом? — Не играет никакой роли, — быстро ответила она, — по сравнению. — Если вы так считаете, тогда да, мисс Ги. Они встали из-за стола. В ту же минуту к ним подошла семья с детьми. — Какое совпадение, — сказала мама с высокой прической. — Только вчера мы посмотрели «Даму с камелиями», вы прекрасно там играете, мисс Гарбо. Можно мой муж сфотографирует меня вместе с вами? — Исключено, — сказала ГГ и протиснулась между ними. Она надела солнечные очки, махнула Стефенсону, и вместе они быстрым шагом вошли в цветочный отдел. Она подошла к пожилому мужчине, который стоял рядом с холодильником с розами. — Помогите нам, — прошептала Гарбо. — Служебный лифт? — Конечно. Мужчина открыл вращающуюся дверь за кассой, и они быстро вошли в служебное помещение, в глубине которого был лифт. — Очень любезно с вашей стороны, мистер Ролз, — сказала она и повернулась к Стефенсону. — Он мне не раз помогал, понимаете? — Понимаю. Лифт быстро спустился на нижний этаж, и они вышли на перекресток Четвертой авеню и 60-й Восточной улицы. |