Онлайн книга «Трепет крыльев»
|
Я не помню, о чем шла речь: о том, чтобы налить мне еще борща или о выпивке, к которой у меня и так не лежала душа, а может, о том, чтобы мы еще посидели. Когда мы возвращались домой, он затормозил на площади Конституции, вышел из машины, подошел к окошку с моей стороны и сказал: — Ты им на меня жаловалась, да? Я чувствовал себя идиотом. Ты выставила меня на посмешище! Возвращайся домой сама. — И он ушел, оставив меня в машине с включенным двигателем. Я хотела объяснить, что он ошибается, что не было ничего подобного, но он не слушал, и я поехала домой. Сначала пыталась угадать, что с ним происходит, потом просто злилась, потом злилась на мужа Иоаси. Зачем он вмешивается в чужую жизнь? У него есть своя! Кто его просил за меня заступаться? Все было так хорошо, пока… А потом я испугалась: вдруг с моим мужем что-нибудь случилось, вдруг на него кто-то напал, вдруг его задавила машина, вдруг он уже мертв… А потом я испугалась, что с ним ничего не случилось, что он вернется и… Он вернулся под утро, с букетом роз. Положил его мне на подушку, пробормотал: — Это тебе. Прости, дорогая, больше такое никогда не повторится… Я только за цветами поехал, на вокзал… Я так тебя люблю… Утром он вскочил и начал собираться на работу, бодрый, как всегда. Кофе был уже заварен и полупроцентное молоко приготовлено. Я не спросила, где он провел ночь, потому что не хотела его сердить: надо уметь прощать ошибки, не стоит возвращаться к прошлому. Это была ошибка. Он, не взглянув на меня, залпом выпил кофе, а уже в дверях обернулся и сказал: — Ты даже не спросила, где я был. Я не желаю больше поддерживать с этими людьми отношения. Они настраивают тебя против меня. Все произошло из-за них! Впрочем, поступай, как сочтешь нужным. И я решила с ними не общаться. Потом было несколько звонков. — Как дела? — Все в порядке. А у тебя? — У меня тоже. — Может, встретимся? — Отличная идея, как-нибудь созвонимся, ладно? — Конечно. — Ну, до встречи. Хочу тебе похвастаться, вчера я наконец выполнила последние формальности: надо было внести некую сумму, чтобы стать членом кооператива, и я внесла. Через две недели будет собрание правления, и тогда меня примут в кооператив. Я заплатила еще и налог: представляешь, его насчитали с того самого дня, с двенадцатого февраля, а ведь прошло уже два года. Знаю, все это надо было сделать гораздо, гораздо раньше. Но я притворялась, что меня это не касается. Когда-то, очень давно, я потерялась в пионерском лагере. Отстала от группы. Я, конечно, не стала никого звать, кричать в панике, нет-нет, ничего подобного. Все было таким же, как раньше, когда все остальные были рядом. Почти таким же. Только деревья стали толще и выше, а небо более далеким. И кусты можжевельника напоминали притаившихся людей. На пересечении просек я свернула направо. Когда я не знаю, куда идти, всегда иду вправо. Конечно, таким образом можно ходить по кругу. Но лучше круг, чем ничего. Я все брела и брела, начался совсем другой лес. Тропинка поросла травой, я даже нашла на ней два красных подосиновика. Мне не было страшно. Я знала, где Большая Медведица и что мох растет на деревьях с северной стороны. Я знала, как добраться домой и многое другое знала, хотя никто об этом не догадывался. Когда стемнело, я подумала, что найду место, где люди обладают лучшим зрением. Не нашла. Ребенок? Мне казалось, он хотел ребенка. Ведь он уговорил меня сменить работу, на прежней у меня был ненормированный рабочий день, иногда приходилось засиживаться допоздна (ты сможешь проводить больше времени дома, а когда родишь мне ребенка…). Мне. Такое чудесное местоимение. Тогда я не обратила на это внимания. Родишь мне. Это местоимение — мягкое и теплое, означающее близость, заботу, нежность. — Ты мне так дорога. — Мне не жить без тебя. — Смотри, не заболей у меня. — Что-то ты у меня плохо выглядишь. И резкое, недружелюбное, грозное: — Смотри мне, не опоздай! — Ты мне этого не сделаешь! И наконец: — Ты родишь мне ребенка. Но он заботился о том, чтобы я не забеременела. — У нас еще есть время, насладимся друг другом… Я позабочусь обо всем, — говорил он, гладя меня по спине, — тебе не надо ни о чем беспокоиться. — Как только я попаду на эту передачу… — Как только мы встанем не ноги… — Как только наступит подходящий момент… Поэтому я улыбалась, когда мама спрашивала меня, думали ли мы о ребенке. Конечно, я думала о ребенке, и даже слишком часто. Я думала о нем все время. О крохотных ручках, ножках, глазках, о прелестном голоске, который повторяет: — Мама, тики, тики… Так лепетал ребенок Иоаси, протягивая ручонки к часам. Я думала о привязанности, думала о заботе и ласке, о правильном воспитании, о любви, о нежности, о детских ручках, обвивающих мою шею, думала о теплом тельце, засыпающем у меня на руках, о влажном поцелуе, отпечатанном на щеке. О да, я думала о ребенке. Как же без ребенка? — Тебе было хорошо? Ну, может, из этого что-то получится, — говорил он, отодвигаясь от меня после секса, а я молчала, уткнувшись головой в синюю цветастую подушку. — Почему ты молчишь? Хочешь спать? В чем дело? Чем ты вечно недовольна? Как-то раз я осмелилась сказать: — Не говори со мной так, давай будем разговаривать нормально. Больше я никогда не совершу подобной ошибки. — Нормально?! Что значит «нормально»? — Он приподнялся на локте и включил ночник. В его глазах была неприкрытая ненависть. — Давай, объясни мне. Значит, у тебя ненормальный муж? Я с удовольствием послушаю, давай. — Я не это имела в виду… Ты неправильно понял… — Я вжималась головой в подушку, как будто бы она могла меня спасти. Она была такая мягкая, и мне хотелось быть всего лишь синей цветастой наволочкой и ничем другим. — Ах, я тебя плохо понял?! Все ясно! Я вообще мало что понимаю, зато ты слишком умная! Разумеется, я идиот. Что ж, просвети меня… — Я хотела только сказать, что люди… — Ах, люди? Как мило услышать, что жена не считает тебя человеком. Это очень интересно, продолжай, говори. |