Онлайн книга «Жаркие ночи»
|
— Забери меня отсюда, пожалуйста, — взмолилась она. — У меня ведь ничего не болит! Они говорят, что давление низкое и небольшое сотрясение есть, но я ничего такого не чувствую. Голова не болит, и не кружится, и не тошнит, зачем мне здесь торчать? Я с опаской проговорил, всматриваясь в ее лицо: — А если тебе станет хуже? Она серьезно пообещала: — Я схожу к врачу, когда мы вернемся домой. Это ведь уже скоро. Слушай, Кевин… Даже в темноте я угадал, что Алисия покраснела. — Что такое? — Кевин… — Что, Алисия? — Скажи мне… Хотя мы уже говорили об этом. Но теперь ведь все по-другому… Скажи, когда мы вернемся домой, это будем «мы»? У меня заколотилось сердце: вот оно! Сейчас я должен произнести эти слова. — Если ты простишь меня, Алисия, — пробормотал я, не решившись на них так сразу. — За что?! От изумления у нее взлетел голос, и на соседней кровати кто-то застонал во сне. Она испуганно зажала себе рот, потом переспросила шепотом: — За что, Кевин? — За то, что оказалась здесь из-за меня. — Глупый, — протянула она нежно. — Я ведь только этого и хотела. Сама хотела. Я спросил тоже шепотом: — А если б я не полетел к отцу на Пукет? Мы бы так и не узнали? — Чего не узнали, Кевин? — Голос у нее задрожал. Она уткнулась носом в мою розу. Набрав воздуха, я выпалил: — Что мы… Что я люблю тебя, Алисия. Она вдруг заплакала. Наверное, не только из-за этих слов, которых Алисия ждала целых три года, но из-за всего пережитого за этот день, из-за близости смерти, которая уже так тесно обнимала ее, из-за возвращения к жизни. Эти слезы мог понять только переживший подобное. Громко постанывая и всхлипывая, Алисия цеплялась за мою рубашку, а я кололся шипами своего последнего цветка и торопливо искал ее мокрые губы, как будто один поцелуй мог утешить и стереть из ее памяти все то страшное, почти смертельное, что приключилось с нами в этом раю на земле. — Кевин… — Что, солнышко, что? — Уведи меня отсюда, пожалуйста. Скорее! Я не хочу, чтобы все… здесь… Быстро укутав ее в покрывало, я подхватил Алисию на руки, вышел с ней в коридор и торопливо направился к лестнице. Я не был уверен, что легко спущусь с ней вместе с четвертого этажа, но дождаться лифта казалось мне нереальным. Мимо нас провезли каталку с тихо стонавшим мальчиком лет десяти, укрытым по самый подбородок. Сообразив, я крикнул им вслед: — Третья дверь слева! Там есть свободная кровать, — и шепнул Алисии: — Надеюсь, у них отыщется хотя бы лишнее покрывало. — Мы вернем его, — заверила она серьезно. Взгляд у нее был немного необычный, словно она смотрела на меня из другого времени. — Ты хочешь спать? Поспи, я доставлю тебя в целости и сохранности. Она слабо улыбнулась: — Я не хочу спать. Я хочу видеть тебя, Кевин. Мне все еще не верится… — Во что не верится? — Что это происходит на самом деле. Ты спас меня. Ты любишь меня. Разве это может быть правдой? — Но это правда. Закрыв глаза, Алисия повторила шепотом: «Правда». Мне показалось, что она уснула с этим словом, и я подумал, что ей должен присниться счастливый сон. Но вскоре она снова открыла глаза. — Мы уже на первом этаже, — сообщил я ей, гордясь собственной силой. — Скоро я вынесу тебя на воздух. Там твоей голове станет легче. Алисия усмехнулась: — Ей уже хорошо. Ей так хорошо, Кевин, ты даже не представляешь! — Нет, представляю. Мне ведь также хорошо. И, словно услышав наш разговор со стороны, тихо спросил, коснувшись губами ее уха: — Тебе не кажется, что это разговор двух сумасшедших? Вокруг столько горя, стонут все, а мы с тобой говорим о счастье? — Я читала одну книгу о Второй мировой войне, — вспомнила она. — Забыла автора. О любви мужчины и женщины в концентрационном лагере. Они тоже были счастливы, представляешь? Там было так же страшно, как здесь. Если не хуже. — Быть счастливым всегда немного стыдно. — И мне немного стыдно. — Она боязливо косилась на лежавших на земле людей. Я вспомнил: — Знаешь, Гарри, кажется, погиб. — О! — Сожалею. Никто не видел его живым, мы пытались его найти. Яхта совсем разбита. Меня мучил вопрос о том, где они находились, когда надвигалась волна, и почему не заметили ее приближения, но не хотелось смущать Алисию еще больше и портить то, что только-только возникло между нами. — Положи меня на траву, — попросила она. — Где-нибудь под деревом. Где никого нет. У меня екнуло сердце: неужели она хочет… Или ей просто было необходимо уединение? Когда я нашел подходящее место, и, опустив Алисию на землю, сел на покрывало рядом с ней, она взяла мою руку и прижала к своей щеке. — Ты не должен думать о Гарри плохо, — проговорила она, глядя мне в глаза. — Это ужасно, что он погиб. Он был очень добр ко мне… Оказывается, он — старый друг твоего отца. Все его ухаживания за мной — это была только часть спектакля, который задумал Роберт, чтобы в тебе проснулся… бойцовский дух. — Что это значит? — Он хотел, чтобы ты приревновал меня к Гарри и начал бороться. Роберт боялся, что иначе мы с тобой так и вернемся в Монтану ни с чем. Я не мог в это поверить. — И ты все знала с самого начала? — Когда он жевал стекло? Нет, конечно! Это, кстати, его излюбленный трюк. — Серьезно? Он не зарабатывал этим на жизнь? Так ровненько он обгрыз ту рюмку… Очень эффектный номер! — Согласна. Хотя, представляешь, он и в самом деле доктор политологии! — Кто бы мог подумать? Она печально заметила: — Я чувствую, ты все-таки злишься на Гарри. Это нехорошо, Кевин. Теперь. Пришлось пообещать: — Постараюсь больше не злиться. Так он все рассказал о себе уже на яхте? — Не он. Это твой отец посвятил меня во все утром. Когда мы разговаривали на берегу. У меня вырвалось: — А у вас был содержательный разговор… Она сделала виноватые глаза: — Ты обиделся? Но что мне было делать, Кевин? Ты же никак не реагировал на меня! — Я… Я реагировал! — Только вида не подавал. — У нее вырвался виноватый вздох. — Если честно, мне и вправду хотелось прокатиться на яхте. Не именно на его, на любой. Когда еще доведется? |