Онлайн книга «Город Лестниц»
|
– Вот еще помехи, – замечает Шара. – Связь с Новым Мирградом – нашим Мирградом. Сигруд останавливается и заглядывает в окно, за которым кухня какой-то старухи. Он смотрит, как та отрубает головы четырем форелям. – Интересно, они нас видят? – Простите! – кричит Шара в окно. – Простии-иите! Старуха бормочет: – Как же я ненавижу форель… Боги мои, как же я ненавижу эту форель… – Похоже, не слышат, – резюмирует Шара. – Пойдем. А через несколько кварталов они набредают на огромную усадьбу, останавливаются и любуются белостенным особняком, арками в форме подковы, засаженными цветами двориками (ныне заросшими сорняками) и десятками сверкающих прудов, в которых отражается похожий на цветок дом. – Хм, кто же здесь жил? – задумывается Шара. – Наверняка священник высокого ранга или кто-то из Благословенных… Сигруд указывает на одну из арок: – На самом деле это один наш знакомый. Над аркой четко читается надпись: ДОМ ВОТРОВЫХ. – Ах, вот оно что… – тихо говорит Шара. – Могла бы и сама догадаться. Воханнес говорил, что настоящий дом исчез во время Мига. Но я и думать не могла, что он был настолько прекрасен. – «Кто-то из Благословенных» – это кто? – спрашивает Сигруд. – Человек, в чьих жилах текла божественная кровь, – говорит Шара. – Потомки богов становились героями, святыми… им сопутствовала невероятная удача, о них слагали легенды… Мир вокруг Благословенных менялся сам собою и дарил им то, что они хотели. Шара припоминает последние строки из дневника Ефрема. И это слово, одно на строке, – «Благословенные». – Наверное, это здорово, так жить, – замечает Сигруд. – А что, семья Вотровых – из них? – Нет, нет, что ты? Эти семьи очень бережно хранят память о своем происхождении. Если бы Вотровы были из них, они бы раструбили об этом на весь мир, не сомневайся. Так… постой-ка. И она показывает на внутренний дворик с примятыми сорняками: – Здесь кто-то был! Причем недавно! Сигруд подходит к вытоптанному месту, присаживается на корточки и изучает следы на земле. – Здесь прошло много людей. Очень много. Думаю, все мужчины. И да, это случилось недавно. Он осторожно входит в высокую траву: – И они были тяжело нагружены… – Потом показывает вперед, на другую арку в форме подковы, за которой открывается склон холма: – Вот туда они пошли. И показывает на особняк: – А вот оттуда они вышли. – Ты сможешь их выследить? Сигруд смотрит на нее с безмолвным укором: мол, что за глупый вопрос – конечно, смогу. Шара сначала думает, не разделиться ли им, но потом решает, что лучше держаться вместе. «Если потеряемся поодиночке, сможем ли выйти?» – Мы пойдем туда, куда они пошли, – говорит она. – И если останется время, посмотрим, откуда они вышли. Они идут по белым улицам, через дворики, огибая сады. Тишина тяжело давит на уши, и скоро в каждом солнечном блике Шаре начинает мерещиться острие арбалетного болта. «Все континентцы сговариваются против нас. И зачем я только пустила Воханнеса в свою постель, какая глупость…» – А почему ты не танцуешь? – вдруг спрашивает Сигруд. – Что? Танцую? – Я-то думал, – поясняет он, – что ты, завидев Старый Мирград, пустишься в пляс. Будешь бегать туда-сюда, зарисовывать то и это… – Как Ефрем… – И она задумывается. – Я бы хотела, да. Я бы тут остаток жизни провела, если честно. Но в Мирграде каждый исторический объект словно бы усажен лезвиями, и чем ближе подходишь, чтобы разглядеть, тем сильнее ранишься… Над журчащим на белокаменном ложе ручьем нависает дом с изогнутыми стенами – видимо, архитектор хотел придать ему сходство с вулканом. – Я не думаю, что такова природа истории, – говорит Сигруд. – Да? А что же это? – Думаю, – говорит он, – что такова природа жизни. – Правда? Какая-то она грустная, эта правда… – Жизнь полна чудесных опасностей и опасных чудес, – говорит Сигруд. Смотрит в небо, и шрамы на его лице поблескивают в ярком солнечном свете. – Они ранят нас, но остаются невидимы: от раны словно бы круги по воде расходятся, как от брошенного камня, и это может случиться не сразу, а через годы, в далеком будущем… – Наверное, ты прав. – Мы думаем, что идем вперед, даже бежим, но на самом деле мы все время бежим на месте. Мы заключены в моменте времени, в событии, которое случилось много лет тому назад. – Тогда что же нам делать? Он пожимает плечами: – Нужно учиться жить с этим. Ветер поднимает из пыли крохотный смерч, и тот уносится, клонясь туда и сюда, вниз по белой улочке. – Это место добавляет тебе созерцательности, как я погляжу… – замечает Шара. – Нет, – качает головой он. – Это я давно уже придумал для себя. Выпуклое окно на вершине круглого дома отражает в себе голубое небо – ни дать ни взять лазурный пузырь совершенной формы. – Ты, – говорит Шара, – не тот человек, которого я освободила из тюрьмы. Он снова пожимает плечами: – Может, и нет. – Ты стал мудрее. Мудрее, чем я. Так мне кажется. Ты никогда не задумывался: может, настало время вернуться домой? Сигруд на мгновение застывает без движения, взгляд единственного глаза мечется по молочно-белым камням мостовой. А потом звучит твердое: – Нет. – Нет? Никогда не вернешься? – Они меня не узнают. Я стал другим. И они теперь – другие люди. Как и я. И им не понравится то, во что я превратился. Они некоторое время идут молча. – Думаю, ты ошибаешься, – говори Шара. Сигруд отзывается: – Думай что хочешь. * * * Они идут и идут дальше по следу. – Конечно, они не могли протащить сюда машины, правда? – размышляет вслух Шара. – Помехи бы не позволили, ведь автомобили – слишком современная вещь. – Я бы предпочел, чтобы они пару лошадок привели. – И оставили их нам? Вот это повезло бы… – И тут Шара осекается и внимательно оглядывает высокое круглое здание по левую руку. – Что? – спрашивает Сигруд. Шара рассматривает стены с окнами в виде восьмиконечных звезд, забранных ярко-фиолетовым стеклом. – Сейчас-то что? – удивляется Сигруд. Шара разглядывает фасад: да, поверху идет сокращенная цитата из Жугоставы: |