Онлайн книга «Город Лестниц»
|
И он качает головой, улыбаясь, – и улыбка эта глядится жуткой пародией на улыбку Во. Та – безмерно обаятельна, а эта – о, это гримаса едва сдерживаемого гнева. – Однако истинная природа вашего преступления, подлинный смысл проступка – в том, что вы отказываетесь признавать это! Вы не желаете признать свою вину – подленькую и гадкую, как и все вы! Вам неведом стыд! Вы не покрываете тело! Вы не склоняетесь к нашим ногам! Вы отказываетесь признавать, что вы, существа, которых не коснулись боги, лишенные благословений, прозябающие во тьме невежества, – вы не нужны! Вы случайный продукт, ненадобный этому миру, где вас терпят исключительно в качестве рабов! Вы еще смеете на что-то претендовать – и вот это и есть ваш подлинный смертный грех. Впрочем, не уверен, что существа вашей породы способны на грех, а не подобны здесь бессмысленным животным… Он очень похож на Воханнеса: жестами, статью… И в то же время подобен усохшей, хрупкой копии Во: как он покачивает бедрами, как складывает на груди руки… И тут Шара вспоминает мховоста, как тот нарочито женственно ходил взад-вперед, явно подражая кому-то, кого она еще не встречала… Шара сглатывает и спрашивает: – Кто… – Если тебя разломать, – говорит незнакомец, – внутри ты окажешься пустой… Ты – глиняная оболочка, лишь похожая на человека. И все-таки, что ты в ней нашел? А, Воханнес? И незнакомец смотрит в угол комнаты. Там на полу сидит, обняв руками колени, Воханнес: лицо в ужасных кровоподтеках, один глаз заплыл огромным зеленым, как кожа лягушки, синяком, на верхней губе запеклась кровь. – Во… – шепчет Шара. – Я думал, она искушала тебя плотски, – морщится незнакомец. – В таком случае это хотя бы объясняло вашу интрижку. Но тут даже искушать нечем – никакой плоти на этих мощах… Скажу честно: я не вижу в этом создании ни единой черты, которая могла бы пробудить желание. Действительно не вижу, младший братец… Шара смигивает. Братец?.. Она сипит: – В… В… Незнакомец медленно оборачивается к ней и вопросительно поднимает бровь. Память услужливо подсовывает слова Воханнеса: «Когда ему исполнилось пятнадцать, он присоединился к группе паломников: они отправились в экспедицию на крайний север, во льды, чтобы отыскать какой-то храм, чтоб ему провалиться…» – В… Волька? – выговаривает наконец она. – Волька Вотров? Он улыбается: – Поди ж ты! Ты знаешь мое имя, глиняное дитя. Она пытается собраться с мыслями, но те пьяно расползаются: – Я… я думала, ты погиб… Он с лучезарной улыбкой качает головой: – Смерть – это для слабаков. * * * – «А для тех, кто желает познать меня, – цитирует Волька, – для тех, кто хочет предстать передо мной, нет боли слишком сильной, ни испытания неподъемного, ни наказания слишком малого, чтобы пройти и стерпеть. Ибо вы – дети мои, и должно вам пострадать на пути к величию». Волька снисходительно поглядывает на Воханнеса, но отвечает ему Шара: – Колкастава. Сияющая улыбка на устах Вольки мгновенно угасает, и он обращает на Шару ледяной взгляд. – Книга Вторая, если я не ошибаюсь, – продолжает она. – Разъяснения для Святого Морнвьевы по поводу того, что его племянник погиб под лавиной. – И Морнвьева настолько устыдился, – говорит Волька, – что спросил Отца Колкана о случившемся, досаждал ему такими вопросами… – …что отсек себе правую руку, – говорит Шара, – и правую ногу, выколол правый глаз и отрезал правое яичко. Волька ухмыляется: – Странно слышать, как существо, подобное тебе, произносит священные слова! Словно бы птица заговорила… – Так вы хотите сказать, – продолжает Шара, – что через пытки вы приведете нас к совершенству? – Я не собираюсь пытать вас. По крайней мере я не замышляю ничего более жестокого, чем то, что я уже сделал с моим младшим братцем. Но да, вы встанете на путь самосовершенствования. Ибо вы познаете стыд. И этот огонек гордыни в твоих глазах погаснет. Ты хотя бы понимаешь, о чем говоришь? – Готова побиться об заклад: ты считаешь, что Колкан жив, – говорит Шара. Улыбка Вольки угасает окончательно. – А где же вы были, господин Вотров? – спрашивает она. – Как вам удалось выжить? Мне сказали, вы погибли. – А я действительно умер, дитя праха, – говорит Волька. – Умер на горе, на дальнем севере. И был возрожден. Он раскрывает ладонь – там пляшут отблески свечи, хотя огонька Шара не видит. – Старые чудеса живы во мне. И он сжимает ладонь, и невидимое пламя умирает. – Это было испытание духа. За ним мы и отправились в монастырь Ковашты – хотели испытать себя. Все остальные умерли во время паломничества. Все умерли, хотя были старше и опытнее меня. И сильнее. Они умирали от голода и холода. Заболевали и погибали. И только я шел и шел вперед. Только я был достоин. Только я прорывался сквозь ветер и снег и скальные зубы, чтобы отыскать Ковашту, последний монастырь, забытую обитель Отца нашего Колкана, где во сне ему были явлены святые предписания, что несли миру порядок и устроение. Я почти три десятка лет провел там, один в каменных стенах, питаясь крохами, я пил воду из растопленного снега… и читал. Я много узнал. И он тянет указательные палец и до чего-то дотрагивается – словно бы дверной проем закрывает стекло, и он ведет пальцем по середине, и побелевший кончик пальца упирается во что-то твердое и скользит по невидимой преграде. – Колокол Бабочки. Одно из самых древних чудес Колкана. Изначально его использовали, чтобы заставить людей сознаться в грехе, – видишь ли, воздух не может проникнуть туда или оттуда, и только на пороге смерти люди говорят истинную правду… Но не беспокойся. Тебя ждет другая судьба. И он переводит взгляд на Шару: – Вы проиграли, вы знаете? Ты и твои люди. Шара молчит. – Ты знаешь об этом? Отвечай. – Нет, – говорит Шара. – Я не понимаю, что ты имеешь в виду. – Естественно. Куда тебе. Вы слишком примитивны для этого. Ибо там, видишь ли, я нашел… его. И он опускает руку за ворот и вынимает амулет – весы Колкана. – Я медитировал годами, но слух мой оставался закрытым. И тогда я принял решение: буду медитировать до тех пор, пока не умру. И тогда я услышал его шепот, ибо смерть представлялась мне худшей участью, чем это горькое молчание… Я едва не умер с голоду. Возможно, я действительно умер от голода. Но я услышал его. Услышал его шепот в Мирграде. Я услышал Отца Колкана! Он не умирал! Он никогда не покидал наш мир! Его не коснулась рука вашего… каджа! |