
Онлайн книга «Кошки-мышки»
![]() — Есть еще один момент… ситуация, — мямлила тетя Даша. Смущение, в котором она пребыла последние полчаса, было столь не свойственно тете Даше, что бедняга выглядела почти больной. — Смелее, — подбодрила я. — Виктору Петровичу семьдесят два года. — Возраст мужского расцвета. — Да, но некоторые, ты знаешь, и до восьмидесяти сохраняют… могут… хотят… Даже детей рожают! — Тетя Даша, вы боитесь забеременеть? — поразилась я. — Глупости! У меня и климакс-то давно закончился. Но вдруг он, Виктор Петрович… возжелает? Сегодня подсчитала: с мужчиной последний раз в этом смысле я вступала в отношения в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. Тридцать один год назад! Изо всех сил я старалась не расхохотаться, кусала губы, хмурила брови. Тетя Даша поняла по-своему мимические корчи на моем лице: — Согласна, что проблема? — Еще какая. А вам хочется… ну, вступить в отношения? — Совершенно не хочется, — призналась тетушка. — Если только… целоваться слегка, но дальше… — Проблема, — заключила я с умным видом. — А Виктор Петрович, он пытался? Домогался? — Как тебе не стыдно спрашивать? — возмутилась тетушка. — Вы сами завели разговор, — напомнила я. — Так что Виктор Петрович? Бьет из него потенция? — Из него бьет гипертония, а врачи толком лекарство не могут подобрать. — Чего тогда переживать? Есть такой анекдот, — вспомнила я. — Поженились старички. Легли спать, он протягивает руку, она своей рукой ее пожимает. Уснули. Следующую ночь он протягивает руку, она пожимает. Заснули. На третью он протянул руку, а жена говорит: «Извини, дорогой, но у меня сегодня очень болит голова!» Смеялась в одиночестве. Тетя Даша юмора не оценила. Я постаралась настроиться на серьезный лад. — Тетя Дашенька, мне кажется, вам нужно просто поговорить с Виктором Петровичем, обсудить этот аспект. Возможно, его также мучают сомнения: вдруг вы захотите пылких ночей и жарких совокуплений. А он… — развела я руки в стороны. — Обсуждать такое? — ужаснулась тетя Даша. Прелесть наши старички! Хотят пожениться, а про такое боятся говорить. Что это? Целомудрие? Ханжество? Или просто другое поколение? — А если Виктору, — (уже без отчества!), — твой анекдот расскажу? — вслух рассуждала тетя Даша. — Отличный ход, — одобрила я. — Лучший способ донести собственные проблемы — вложить их в уста других людей. — Как там было? Немолодые люди заключили брак, и в первую брачную ночь жена сказала мужу… — Ничего не сказала, он протянул руку… Повторила я раз пять, пока тетя Даша не запомнила текст. Тупой пересказ одного и того же навеял на меня дремоту. Казалось — доберусь до подушки, усну богатырским сном. День-то выдался изматывающий. Но легла в постель — сна как не бывало. Демоны сомнений, горечи и отчаяния тут же захватили меня и принялись терзать. Предыдущая бессонная ночь была легкой разминкой по сравнению с метаниями по лабиринтам беспросветного ужаса. О Назаре я не думала. Когда возникал на периферии сознания бледным призраком, легко отгоняла его: пошел вон, грязный пес! Бабушка говорила: «С собакой ляжешь — с блохами встанешь». Счастье, что не легла и срамных насекомых не нахваталась. Считать дурным фильмом, нечаянно принятым за произведение искусства. Как и многому другому полезному, отгонять стыдливые воспоминания меня научила мама. Однажды я страшно оскандалилась. Мне было двенадцать лет, самый трепетный возраст. На дне рождении подруги вместе со смехом из меня вырвался кишечный газ — с треском пропукала заливистую трель. Ребята упали от хохота. Я выскочила вон, мчалась по улице с одной только мыслью: после такого позора жить нельзя, надо прыгать с обрыва в реку, тонуть, погибать. Однако ноги меня несли в противоположную сторону — к маминому техникуму, где она преподавала вечерникам. Я ворвалась в аудиторию со слезами и воплями, бросилась на шею маме. Студенты заинтересованно завозились, некоторые привстали. Прижимая меня к себе, из-за моего плеча мама строго велела: — Все на места! Открыли тетради. Самостоятельная работа… Мама вывела меня из аудитории (практически вынесла), приволокла в чуланчик под лестницей, где хранились ведра и швабры уборщицы. Заставила все рассказать. Сквозь икания, всхлипы, заверения в необходимости умереть, погибнуть, я поведала о своем позоре. — Это не конец света, — сказала мама. — Самый концовый конец, — сквозь икания возразила я. — Давай переедем в другой город? Ни за что больше не пойду в школу… Завтра… меня все увидят… скажут… будут смеяться… — Но ведь действительно смешно получилось. И ты не единственная, с кем подобное произошло. Великий американский президент Рузвельт, заканчивая важную речь, в которой объявлял о вступлении Америки во Вторую мировую войну, на словах «Да здравствует Америка!» выдал такой залп, что репортеры уронили фотоаппараты. Забегая вперед, скажу, что про Рузвельта мама выдумала, сказала, что с ходу на ум пришло. Ничего подобного с Рузвельтом никогда не случалось, я потом специально выясняла. Но в тот момент, в чулане под лестницей, оскандалившийся президент меня очень поддержал. Из чулана мама привела меня в учительскую и оставила до конца занятий. А когда шли домой, говорила о том, что единственный способ избавиться от мук мнимого позора — не раздувать его, а еще лучше — выставить на всеобщее обозрение, нарядив в другие одежки. Если я стану клеймить себя, терзаться воспоминаниями, то определенно превращусь в посмешище. Издеваются над теми, кто позволяет унижать себя. В глазах у жертв коллективных насмехательств — постоянное ожидание следующего выпада. Ты, Лида, хочешь, чтобы в твоих глазах навечно застыл страх униженного и оскорбленного существа? Конечно, я не хотела. И на следующий день путь в школу был для меня жутко трудным. Собрав волю в кулак, вошла в класс, и не успели ребята напомнить мне о скандале, как я весело спросила: — Здорово я напукала вчера? Не хуже Рузвельта. Семейное ложе — моя любимая кровать с дорогущим ортопедическим матрасом, прекрасным постельным бельем и невесомым, но теплыми одеялом — казалось, жалила меня со всех сторон. Я ворочалась с боку на бок, перекатывалась по камням, то мерзла, то полыхала огнем. Пять лет назад, когда мы покупали эту кровать и белье, я сказала Максиму: — Полжизни проводим в постели. С финансами сейчас напряженно, но все-таки купим самое качественное и дорогое. — Я бы даже сказал, — согласился Максим, — что в кровати мы проводим лучшие полжизни. Хотя как число пружин в матрасе влияет на качество секса, затрудняюсь определить. |