Онлайн книга «Медный всадник»
|
Она повернулась. Александр наблюдал за ней. И курил. Татьяна, поднявшись, подошла к нему и остановилась у его ног. – Шура, – смущенно пролепетала она, – хочешь войти в дом? Он покачал головой: – Иди одна. Я немного посижу. Подожду, пока огонь погаснет. Татьяна продолжала смотреть на него. Заглядывала в глаза. Отмечала легкую дрожь рук. И не двигалась. – Иди же, – повторил Александр. Татьяна прижалась к нему: – Что ты любишь? – Когда ты берешь меня своими мягкими губами, – выдавил он. – М-м-м… – промычала она, развязывая тесемки на его штанах. – Сейчас слишком темно? Или ты что-то видишь? – Все, – выдохнул он, сжимая ладонями ее склоненную голову. – Шура? – Что? – Я люблю тебя. 19 Александр бродил по сумеречному лесу, собирая хворост. Татьяна окликнула его, но он не ответил. Она хотела видеть его, прежде чем побежать к Наире. На скамье уже стояла его тарелка с теплым жареным картофелем, двумя помидорами и огурцом. Из леса он всегда возвращался голодным. Рядом с тарелкой стояла чашка сладкого чая, лежали папироса и зажигалка. Веселый муж Татьяны отчего-то потерял интерес к забавам. Теперь он интересовался только курением и рубкой леса. И ничего больше не делал. Курил для своего удовольствия, рубил лес для ее… Иногда они вставали пораньше и шли на рыбалку, пока утренняя Кама медленно катила свои воды, шагали по росистым травам сквозь голубоватый воздух, молча брели к валуну у тихой речной заводи рядом с поляной. Александр, как всегда, был прав. Лучшего времени для рыбалки не сыскать. За полчаса они ухитрялись поймать до полудюжины сазанов, которых сбрасывали в корзину и опускали в воду. Потом он курил, а Татьяна умывалась, чистила зубы и снова ложилась. Покурив и искупавшись, Александр возвращался к ней. И Татьяна, как всегда, принимала его, потому что ждала. Прислушивалась к каждому движению. Молилась о его приходе. Ее невероятно возбуждало каждое его прикосновение. Каждая ласка. Он владел ею. Душой и телом. Когда бы он ни пришел к ней, Татьяна с радостью открывалась ему, замерзшему на предрассветном холодке. Но если раньше он любил прижаться к ее горячему телу своим холодным, с недавнего времени стал едва дотрагиваться до нее, словно она пылала жаром, словно каждое прикосновение к ней обжигало. Его тянуло к огню. Он не мог не ласкать ее и все же ласкал так, будто знал: каждый ожог, который он навлекает на себя, искалечит его на всю жизнь… если только он не умрет раньше. Что сталось с Шурой, гонявшимся за ней по лесу, сбивавшим с ног, лизавшим каждый сантиметр кожи, щекотавшим и мучившим ее? Что сталось с Шурой, так любившим заниматься с ней любовью при свете дня, чтобы лишний раз взглянуть в ее лицо? Куда девался он, ее смеющийся, веселый, шутливый, беззаботный, напористый муж? Неужели навеки превратился в того Александра, который целыми днями курил, рубил дрова и наблюдал за ней? Иногда, когда Татьяна крепко спала, прижавшись к нему, наслаждаясь миром и покоем, Александр будил ее среди ночи. Она не шевелилась. Ничем не давала знать, что проснулась. Только чувствовала, как он лежит без сна, смотрит на нее, задыхаясь, и сжимает все крепче, вытесняя воздух из легких. Слышала его прерывистые стоны, ощущала его губы на лбу и волосах и мечтала больше уж никогда не дышать. Татьяна продолжала резать помидоры, не вытирая катившихся по щекам слез. Сзади раздался громкий голос: – Куда-то собралась? Истинный солдат! Подкрадывается как кот на бархатных лапах! Татьяна наскоро вытерла слезы, откашлялась и сказала: – Погоди, сейчас закончу. Солнечный свет почти померк: может, он не заметит ее мокрого лица? Повернув голову к нему и улыбаясь, Татьяна увидела, что он весь потный и с головы до ног покрыт опилками. – Опять дрова? – пробормотала она с заколотившимся сердцем. – Я что, тут зиму буду зимовать? Ох, до чего же ты приятно пахнешь… Она подступила ближе, теряя голову от его запаха. От его вида. – Почему у тебя лицо красное? – Лук резала. Для салата. – Я вижу только одну тарелку. И ты не ответила на вопрос. Куда-нибудь идешь? Он не улыбался. – Конечно нет, – выдавила Татьяна, снова откашливаясь. – Сейчас пойду умоюсь. – Не стоит, – пробормотала она, босиком подходя к Александру, чувствуя себя беззащитной и сгорая от желания. – Я всегда кажусь себе такой крохотной рядом с тобой… Тяжелое тело Александра придавило ее к земле. Левой рукой он поддерживал ее голову, правой – сжимал ягодицы. Он ухитрялся одновременно быть на ней и в ней, вокруг нее и над ней. Она не могла даже дернуться без его позволения. Отдаваясь ему беззаветно и беспредельно, она чувствовала, как он каждым толчком, каждым выпадом боролся со своей любовью к ней. Со своей потребностью в ней. К этому времени она уже успела понять: Александр слишком хорошо сознает собственную силу. Татьяна судорожно прижала губы к его ключице. – Шура… родной… как ты мне нужен… – пробормотала она, изо всех сил стараясь не заплакать. Ее голос сорвался. – Я здесь. Ощути меня… – Я ощущаю, солдатик. Ощущаю. Слишком скоро испытала она приближение огненной волны и сцепила зубы, подавляя рвущиеся из груди крики. Но и Александр внезапно замер и отстранился. Вот оно… Татьяна раскинула руки, несвязно моля о чем-то. Вот оно начинается и длится всю ночь, пока наконец он, нежный и грубый, осторожный и безоглядный, не изольет в нее свой голод, свое желание, пока не измотает ее и себя, пока они оба не смогут уползти от своих мучительных сожалений. Настал вечер. Татьяна не мигая смотрела на Александра, лежавшего на животе, лицом к ней, с закрытыми глазами. Она притихла, прислушиваясь к его дыханию, пытаясь определить, заснул ли он. Похоже, нет. Время от времени он вздрагивал, словно глубоко задумался о чем-то. А этого Татьяна не хотела. По своей давней привычке она принялась выписывать кружочки на его спине. Александр что-то буркнул и отвернулся от нее. Что его тревожит? Что она в состоянии ему дать? – Хочешь массаж? – выпалила она, целуя его руки, проводя ладонью по плечам. – Эй, ты меня слышишь? Он повернулся к ней. Приоткрыл один глаз. – Ты умеешь делать массаж? – Да. Татьяна улыбнулась. Хорошо, что на нем одни трусы! Она ловко вывернулась из-под него и вспрыгнула ему на спину. |