Онлайн книга «Медный всадник»
|
Татьяна подняла глаза. – По-моему, пирог не пропекся, – мягко заметила она. – Уже девять вечера. Я съел бы его сырым четыре часа назад. Но Татьяна не собиралась отступать, возможно, потому, что считала себя правой. – Возвращаясь к Пушкину, должна сказать, что Россия в образе Евгения не хотела реформ. И Петру следовало бы оставить все как есть. – Да ну?! – воскликнул Александр. – Какую Россию? Когда вся Европа вступала в эру Просвещения, Россия все еще оставалась в Средневековье! Построив Санкт-Петербург, Петр привнес в Россию культуру, французский язык, образование, ввел в моду путешествия. Впервые появились понятия аристократии и среднего класса. А театр? Книги? Книги, которые ты так любишь! Пойми, Толстой никогда не написал бы своих романов, если бы ни реформы Петра! Жертва Евгения и Параши означает, что победил лучший мировой порядок! Что свет восторжествовал над тьмой. – Да, легко тебе говорить о чужой жертве! Не тебя преследовал бронзовый исполин! – Взгляни на это с другой точки зрения, – посоветовал Александр, доедая хлеб. – Что у нас сегодня на обед, который плавно перетек в поздний ужин? Пирог с капустой. Хлеб. Почему? Не знаешь почему? – Иногда я просто не пони… – начала она. – Терпение. Через минуту поймешь. Мы питаемся кроличьей пищей, потому что ты не захотела вставать в пять утра, как я просил, чтобы наловить рыбы. Позже рыба не клюет, так ведь? Ты меня послушала? – Иногда я слушаю… – вставила Татьяна. – Верно. И в такие дни у нас есть рыба. Я прав? Разумеется. Конечно, просыпаться в такую рань не хочется, зато у нас есть настоящая еда! Александр с удовольствием откусил кусок пирога. – Отсюда мораль: великие деяния стоят великих жертв. Я имею в виду и Ленинград. Он стоил всех жертв. – А Сталин? – вырвалось у Татьяны. – Нет, нет и нет! Он поставил тарелку на одеяло. – Я сказал великие деяния. Жертвы во имя сталинского мирового порядка не только омерзительны, но и бессмысленны. Что, если бы я заставил тебя встать, приказал, велел и у тебя не было иного выбора? Если бы тебе пришлось встать и нехотя, протирая глаза, тащиться на холод не ради рыбы, а ради грибов, причем не просто грибов, а ядовитых поганок, которыми я продолжал бы набивать корзину, тех, от яда которых разлагается печень и нет ни противоядия, ни лекарства? Скажи-ка, захотела бы ты тогда подниматься на рассвете? – Я и сейчас не хочу подниматься, – проворчала она, показывая на тарелку. – Доедай. Конечно, это не рыба… Он поднял тарелку. – Это пирог прелестной Татьяны, – весело объявил он, набивая рот. – Знаешь, есть такие битвы, когда приходится сражаться, даже если ты не хочешь. Битвы, за которые стоит отдать жизнь. – Думаю… – начала она, отводя глаза. Александр доел пирог и снова отставил тарелку: – Иди ко мне. Татьяна подвинулась к нему. – Давай больше не говорить об этом, – решила она, крепко обнимая его. – Пожалуйста, давай больше не будем говорить об этом. Лучше поплаваем в вечерней Каме, – вторил Александр. Наутро Александр отправился рубить дрова, но отчаянный вопль Татьяны, перекрывший мерные удары, заставил его бросить топор и мчаться на помощь. Ворвавшись в избу, он огляделся. Татьяна скорчилась на кухонном столе, обхватив коленки. – Что? – выдохнул он. – Шура… когда я готовила, по моей ноге пробежала мышь! Александр обвел взглядом сковороду с яйцами, кипящий чайник на примусе, нарезанные помидоры, Татьяну, сумевшую одним махом вскочить на высокий стол… Как он ни сдерживался, губы сами собой расплывались в широкой улыбке. – И что… что ты здесь делаешь? – Я же сказала! – завопила она. – Мышь пробежала… и задела хвостом по ноге! Придумай что-нибудь! – Хорошо, но для чего ты туда забралась! – Пряталась от мыши, разумеется! – недовольно нахмурилась Татьяна. – Так и будешь стоять или все-таки поймаешь ее? Александр подошел ближе и подхватил ее. Татьяна обняла его за шею, но по-прежнему не касалась ногами пола. Он обнял ее и стал целовать. – Татьяша, глупышка, мыши могут взбираться наверх. – И вовсе нет! – Я как-то видел, как в Финляндии мышь взбиралась по колышку палатки командира, пытаясь достать лежавшую на крыше корочку хлеба. – А откуда там взялась корочка хлеба? – Мы положили. – Зачем? – Посмотреть, сможет ли мышь достать ее. Татьяна невольно хихикнула. – Так вот, не видать тебе завтрака, пока мышь здесь бегает. Александр вынес ее наружу и пошел за тарелками. Они поели, сидя на скамье. – Таня, – недоверчиво спросил он, доедая яичницу, – ты в самом деле боишься мыши? – Да. Ты убил ее? – Интересно, каким это образом? Ты никогда не говорила, что боишься мышей. – А ты не спрашивал. Каким образом? Это не я, а ты капитан Красной армии. Чему тебя только там учили? – Убивать людей. Не мышей. Татьяна рассеянно ковырялась вилкой в тарелке. – Тогда брось в нее гранату. Или застрели из пистолета. Только сделай что-нибудь! Александр покачал головой: – Подумать только, что ты ходила по улицам Ленинграда под обстрелом, стояла в очередях, когда сверху сыпались бомбы, разрывавшие на куски тех несчастных, кто стоял впереди и сзади тебя. Смело смотрела в глаза людоедам, спрыгнула с поезда, чтобы найти брата. И после этого боишься мышей? – Вот именно! – вызывающе бросила Татьяна. – Поверить невозможно! Если человека не пугают истинные ужасы… – Ошибаешься. Опять ошибаешься. Ну что, остались вопросы? Что-то еще хочешь узнать? Или добавить? – Только одно. Совсем мелочь, – с серьезным лицом пояснил Александр. – Похоже, мы нашли еще один способ применения кухонному столу, который я сколотил вчера. Но тут он не выдержал и громко прыснул. – Давай смейся! Конечно, я здесь специально для твоего развлечения, – пожаловалась Татьяна, хотя глаза искрились весельем. Александр взял из ее рук тарелку и, потянув к себе, поставил между своими расставленными ногами. – Таня, увидела бы ты себя со стороны! Просто смех! – Он поцеловал ее в грудь. – Я тебя обожаю. – Если бы ты в самом деле меня обожал, – непримиримо пробурчала она, стараясь вывернуться из его объятий, – не сидел бы тут, флиртуя со мной, вместо того чтобы оккупировать вражескую территорию и прикончить врага. |