Книга Лекарство от меланхолии (сборник), страница 27 – Рэй Брэдбери

– Понимаю, – сказала мисс Фремвел.

– Что именно?

– Ничего, – ответила она.

– У меня покладистый нрав. Я человек не болтливый, сговорчивый и смирный. Я бережлив. Даже Элли это признавала. Я не пререкаюсь. Иногда Элли упорно меня пилила и изводила упреками, словно колотила в одну точку. Я никогда ей не отвечал, а просто сидел, не обращая внимания. Что толку вечно дергаться и говорить, говорить, говорить?

Мисс Фремвел посмотрела на лоб мистера Лемона в лунном свете. Она зашевелила губами, но он ее не слышал.

Вдруг она выпрямилась, сделала глубокий вдох и удивленно уставилась на мир за резными стенками веранды; до нее стали доноситься шумы уличного движения, словно их включили на полную громкость, а до этого они были приглушены. Мисс Фремвел сделала глубокий вдох и выпалила:

– Как вы сами сказали, мистер Лемон, пререканиями ничего не добьешься.

– Вот именно! – воскликнул он. – Я и говорю, человек я покладистый…

Но мисс Фремвел уже смежила веки и отчужденно поджала рот; он это уловил и умолк.

Ночной ветер принялся трепать ее легкое летнее платье и рукава его рубашки.

– Поздно уже, – сказала мисс Фремвел.

– Еще только девять часов!

– Мне завтра рано вставать.

– Но вы не ответили на мой вопрос, мисс Фремвел.

– Вопрос? – смутилась она. – Ах, вопрос! Да.

Она поднялась с плетеного стула, пытаясь нащупать в темноте ручку двери с москитной сеткой.

– Знаете, мистер Лемон, мне нужно подумать.

– Само собой, – сказал он. – Пререканиями ничего не добьешься.

Дверь с москитной сеткой затворилась. Он слышал, как мисс Фремвел идет по темному теплому коридору. Он неслышно дышал, ощущая во лбу свой незрячий третий глаз.

В груди теснилась смутная неудовлетворенность, словно от недуга, вызванного чрезмерной разговорчивостью. Тут он вспомнил про подарок, который дожидался его дома, под крышкой новенькой коробки. Он оживился. Отворив дверь с москитной сеткой, он вошел в притихшую прихожую и направился в свою комнату. Войдя внутрь, он поскользнулся на глянцевом журнале «Правдивые романтические истории» и чуть не растянулся во весь рост. Улыбаясь, он торопливо включил свет, открыл коробку, высвободил парик из оберток. Вооружившись театральным клеем и пластырем, он по инструкции то подгибал, то прилеплял парик, после чего тщательно его причесал. Затем распахнул дверь, чтобы достучаться до мисс Фремвел.

– Мисс Наоми? – позвал он, улыбаясь.

От его голоса полоска света под ее дверью погасла.

Он в недоумении глазел на ее замочную скважину.

– Ау, мисс Наоми? – быстро позвал он снова.

В комнате ничего не произошло. Было темно. Через мгновение он на всякий случай прикоснулся к дверной ручке, которая задребезжала в ответ. Он услышал вздох мисс Фремвел и ее голос. Слов он не расслышал. Ее изящные ступни засеменили к двери. Зажегся свет.

– Да? – спросила она из-за двери.

– Посмотрите, мисс Наоми, – взмолился он. – Отворите дверь. Взгляните.

Засов отодвинулся. Она приоткрыла дверь на дюйм. Ее глаз бросил на него колкий взгляд.

– Смотрите, – гордо возвестил он, прилаживая парик, чтобы наверняка скрыть под ним провал во лбу.

Ему показалось, что он увидел свое отражение в ее зеркале, и остался им доволен.

– Вы только гляньте, мисс Фремвел!

Она отворила дверь пошире и выглянула. После чего захлопнула дверь и заперла. Из-за тонкой дверной обшивки донесся ее равнодушный голос.

– Мистер Лемон, а я все равно вижу эту дырку, – сказала она.

Ракета остывала, обдуваемая ветром с лугов. Щелкнула и распахнулась дверца. Из люка выступили мужчина, женщина и трое детей. Другие пассажиры уже уходили, перешептываясь, по марсианскому лугу, и этот человек остался один со своей семьей.

Волосы его трепетали на ветру, каждая клеточка в теле напряглась, чувство было такое, словно он очутился под колпаком, откуда выкачивают воздух. Жена стояла на шаг впереди, и ему казалось – сейчас она улетит, рассеется как дым. И детей – пушинки одуванчика – вот-вот разнесет ветрами во все концы Марса.

Дети подняли головы и посмотрели на него – так смотрят люди на солнце, чтоб определить, что за пора настала в их жизни. Лицо его застыло.

– Что-нибудь не так? – спросила жена.

– Идем назад, в ракету.

– Ты хочешь вернуться на Землю?

– Да. Слушай!

Дул ветер, будто хотел развеять их в пыль. Кажется, еще миг – и воздух Марса высосет его душу, как высасывают мозг из кости. Он словно погрузился в какой-то химический состав, в котором растворяется разум и сгорает прошлое.

Они смотрели на невысокие марсианские горы, придавленные тяжестью тысячелетий. Смотрели на древние города, затерянные в лугах, будто хрупкие детские косточки, раскиданные в зыбких озерах трав.

– Выше голову, Гарри! – сказала жена. – Отступать поздно. Мы пролетели шестьдесят с лишком миллионов миль.

Светловолосые дети громко закричали, словно бросая вызов высокому марсианскому небу. Но отклика не было, только быстрый ветер свистел в жесткой траве.

Похолодевшими руками человек подхватил чемоданы.

– Пошли.

Он сказал это так, будто стоял на берегу и надо было войти в море и утонуть.

Они вступили в город.

Его звали Гарри Битеринг, жену – Кора, детей – Дэн, Лора и Дэвид. Они построили себе маленький белый домик, где приятно было утром вкусно позавтракать, но страх не уходил. Непрошеный собеседник, он был третьим, когда муж и жена шептались за полночь в постели и просыпались на рассвете.

– У меня знаешь какое чувство? – говорил Гарри. – Будто я крупинка соли и меня бросили в горную речку. Мы здесь чужие. Мы – с Земли. А это Марс. Он создан для марсиан. Ради всего святого, Кора, давай купим билеты и вернемся домой!

Но жена только головой качала:

– Рано или поздно Земле не миновать атомной бомбы. А здесь мы уцелеем.

– Уцелеем, но сойдем с ума!

«Тик-так, семь утра, вставать пора!» – пел будильник.

И они вставали.

Какое-то смутное чувство заставляло Битеринга каждое утро осматривать и проверять все вокруг, даже теплую почву и ярко-красные герани в горшках, он словно ждал – вдруг случится неладное?! В шесть утра ракета с Земли доставляла свеженькую, с пылу с жару, газету. За завтраком Гарри просматривал ее. Он старался быть общительным.