Онлайн книга «Лекарство от меланхолии (сборник)»
|
Среди ночи он поднялся и пошел звонить Симпсону, археологу. – Послушай, Симпсон, что значит «Йоррт»? – Да это старинное марсианское название нашей Земли. А что? – Так, ничего. Телефонная трубка выскользнула у него из рук. – Алло, алло, алло! – повторяла трубка. – Алло, Битеринг! Гарри! Ты слушаешь? А он сидел и неотрывно смотрел на зеленую звезду. * * * Дни наполнены были звоном и лязгом металла. Битеринг собирал каркас ракеты, ему нехотя, равнодушно помогали три человека. За какой-нибудь час он очень устал, пришлось сесть передохнуть. – Тут слишком высоко, – засмеялся один из помощников. – А ты что-нибудь ешь, Гарри? – спросилдругой. – Конечно, ем, – сердито буркнул Битеринг. – Все из холодильника? – Да! – А ведь ты худеешь, Гарри. – Неправда! – И росту в тебе прибавляется. – Врешь! Несколько дней спустя жена отвела его в сторону. – Наши старые запасы все вышли. В холодильнике ничего не осталось. Придется мне кормить тебя тем, что у нас выросло на Марсе. Битеринг тяжело опустился на стул. – Надо ж тебе что-то есть, – сказала жена. – Ты совсем ослаб. – Да, – сказал он. Взял сандвич, оглядел со всех сторон и опасливо откусил кусочек. – Не работай больше сегодня, отдохни, – сказала Кора. – Такая жара. Дети затевают прогулку, хотят искупаться в канале. Пойдем, прошу тебя. – Я не могу терять время. Все поставлено на карту! – Хоть часок, – уговаривала Кора. – Поплаваешь, освежишься, это полезно. Он встал весь в поту. – Ладно уж. Хватит тебе. Иду. – Вот и хорошо! День был тихий, палило солнце. Точно исполинский жгучий глаз уставился на равнину. Они шли вдоль канала, дети в купальных костюмах убежали вперед. Потом сделали привал, закусили сандвичами с мясом. Гарри смотрел на жену, на детей – какие они стали смуглые, совсем коричневые. А глаза – желтые, никогда они не были желтыми! Его вдруг затрясло, но скоро дрожь прошла, будто ее смыли жаркие волны, приятно было лежать так на солнце. Он уже не чувствовал страха – он слишком устал. – Кора, с каких пор у тебя желтые глаза? Она посмотрела с недоумением: – Наверное, всегда были такие. – А может, они были карие и пожелтели за последние три месяца? Кора прикусила губу: – Нет. Почему ты спрашиваешь? – Так просто. Посидели, помолчали. – И у детей тоже глаза желтые, – сказал Битеринг. – Это бывает: дети растут, и глаза меняют цвет. – Может быть, и мы тоже – дети. По крайней мере на Марсе. Вот это мысль! – Он засмеялся. – Поплавать, что ли. Они прыгнули в воду. Гарри, не шевелясь, погружался все глубже, и вот он лежит на дне канала, точно золотая статуя, омытая зеленой тишиной. Вокруг – безмятежная глубь, мир и покой. И тебя тихонько несет неторопливым, ровным течением. «Полежать так подольше, – думал он, – и вода обработает меня по-своему, пожрет мясо, обнажит кости, точно кораллы. Только скелет и останется. А потом на костях вода построит свое, появятся наросты, водоросли, ракушки, разные подводные твари – зеленые, красные, желтые. Все меняется. Меняется. Медленные, подспудные, безмолвные перемены. А разве не то же делается и там, наверху?» Сквозь воду он увидел над головою солнце – тоже незнакомое, марсианское, измененное иным воздухом, и временем, и пространством. «Там, наверху, – безбрежная река, – думал он, – марсианская река, и все мы в наших домах из речной гальки и затонувших валунов лежим на дне, точно раки-отшельники, и вода смывает нашу прежнюю плоть, и удлиняет кости, и…» Он дал мягко светящейся воде вынести его на поверхность. Дэн сидел на кромке канала и серьезно смотрел на отца. – Ута, – сказал он. – Что такое? – спросил Битеринг. Мальчик улыбнулся: – Ты же знаешь. «Ута» по-марсиански – отец. – Где это ты выучился? – Не знаю. Везде. Ута! – Чего тебе? Мальчик помялся. – Я… я хочу зваться по-другому. – По-другому? – Да. Подплыла мать. – А чем плохое имя Дэн? Дэн скорчил гримасу, пожал плечами. – Вчера ты все кричала – Дэн, Дэн, Дэн, а я и не слышал. Думал, это не меня. У меня другое имя, я хочу, чтоб меня звали по-новому. Битеринг ухватился за боковую стенку канала, он весь похолодел, медленно, гулко билось сердце. – Как же это по-новому? – Линл. Правда, хорошее имя? Можно, я буду Линл? Можно? Ну пожалуйста! Битеринг провел рукой по лбу, мысли путались. Дурацкая ракета, работаешь один, и даже в семье ты один, уж до того один… – А почему бы и нет? – услышал он голос жены. Потом услышал свой голос: – Можно. – Ага-а! – закричал мальчик. – Я – Линл, Линл! И, вопя и приплясывая, побежал через луга. Битеринг посмотрел на жену: – Зачем мы ему позволили? – Сама не знаю, – сказала Кора. – Что ж, по-моему, это совсем не плохо. Они шли дальше среди холмов. Ступали по старым, выложенным мозаикой дорожкам, мимо фонтанов, из которых и теперь еще разлетались водяные брызги. Дорожки все лето напролет покрывал тонкий слой прохладной воды. Весь день можно шлепать по ним босиком, точно вброд по ручью, и ногам не жарко. Подошли к маленькой, давным-давно заброшенной марсианской вилле. Она стояла на холме, и отсюда открывался вид на долину. Коридоры, выложенные голубым мрамором, фрески во всю стену, бассейн для плавания. В летнюю жару тут свежесть и прохлада. Марсиане не признавали больших городов. – Может, переедем сюда на лето? – сказала миссис Битеринг. – Вот было бы славно! – Идем, – сказал муж. – Пора возвращаться в город. Надо кончать ракету, работы по горло. Но в этот вечер за работой ему вспомнилась вилла из прохладного голубого мрамора. Проходили часы, и все настойчивей думалось, что, пожалуй, не так уж и нужна эта ракета. Текли дни, недели, и ракета все меньше занимала его мысли. Прежнего пыла не было и в помине. Его и самого пугало, что он стал так равнодушен к своему детищу. Но как-то все так складывалось – жара, работать тяжело… |