Онлайн книга «Лихое время»
|
Потом с Федором Ложкиным притопал чинный и торжественный Бориска Багров, преисполненный важности от приглашения, перебиваемой нетерпением поскорее добраться до жратвы. И сытый, при виде разносолов, он готов был трескать без устали. Рядом с тридцатидевятилетним Ложкиным, заросшим по глаза пегой бородой верзилой, невысокий, отоспавшийся на мягкой перине и отъевшийся Багров казался моложе своих неполных семнадцати годков. К семи часам с гармошкой под мышкой ввалился хмельной Мишка-Хохленок. Тут же, в сенях, развернул меха и громко заорал: А-а, держите меня, люди, Холостой я до сих пор. Дайте девку мне на блюде, А не то снесу забор! Собравшиеся в сенях мужики ржали, но Мишка тут не задержался, прошмыгнул в дом, забазлал свои частушки там: Ой, лю-ли, стоит береза, А на ней – один листок. Вы не лейте, девки, слезы, Что я всех обнять не мог! Вскоре появились шмыгающий носом Михаил Жеребцов и затянутый в ремни Шурка Милославский, притаранившие четыре бутылки засургученной водки «Чуринская». Одну бутылку тут же, по очереди прикладываясь к горлышку, осушили Сарсатский, Гаврилов, Долгарев и двое подошедших. Подальше от греха отослали в избу с оставшимися тремя бутылками озябшего Алеху. В начале восьмого часа процокали к воротам копыта – приехал Тимофей Лукьянов. Яшка тут же кинулся в избу, крикнул Алеху. Широко улыбающийся Сарсатский, раскинув руки, двинулся с крыльца к показавшемуся в калитке Лукьянову. – Тимофей Лукич! Заждалися! Проходите! Яха, прибери коня товарища Лукьянова… Пока Алеха знакомил своего начальника с невестой, ее помощницами, подошли еще несколько гостей, в том числе и Гроховские. Мишка Долгарь вызвал из избы Самойлова – встречать полюбовницу, Ленку Курносую. Оставив Лукьянова на попечение Нюрки, вышел во двор, накинув ватную тужурку, и Сарсатский – принимал поздравления. – Алексей! – послышалось от ворот. В проеме калитки стояли Харбинец и незнакомый Сарсатскому высокий и могучий парень. – Друг ты мой Николаша! – осклабился Алеха, поспешил к гостю, крепко сжал в объятиях. Отстранил Харбинца на вытянутых руках, шутливо покачал головой. – Запаздываете! Никак ты, Николаша, часы потерял! – И часы не потерял, и со своим старым знакомым нагрянул. Знакомься, Леха. – Он мотнул головой в сторону высокого молодца. – Северьян Хряк. Мы с ем в одной камере владивостокской тюрьмы вшей кормили! Занесла в Читу судьбинушка! Сарсатский пожал сильную руку. – Будем знакомы, молодец. Алеха я, Сарсатский. В милиции служу. – Северьян. От Николая наслышан. – Давай, Леха, – перебил Харбинец, – веди к невесте. Гостинцы вручим! – Ну, ежели гостинцы! – заржал Сарсатский и повел обоих в дом. В сенках уже никого не было. Только тяжелый махорочный дух, особо ощутимый в морозном воздухе, наполнял темноту. Нашарив дверную скобу, Алеха дернул двери на себя, и все трое ввалились в тепло, окутанные белым облаком. – Нюра! Нюра! – весело закричал Алеха. – Давай сюда! Подарки выдают! К дверям сгрудились все находившиеся в доме бабы, с любопытством разглядывая привалившегося к косяку Северьяна. Алеха потянул Нюрку за руку вперед. – Вот она кака! – с напускным восхищением заахал Харбинец. – Северьян, погляди-ка, ай да красавица! Ну, Леха, подвезло тебе, подлецу! Под хохот баб Северьян шагнул вперед, вытаскивая из-за пазухи сверток. Развернул – шаль узорчатая, камчатая. – Это тебе, красавица, от нас! – Накинул Нюрке на плечи подарок. Смех стих – от бабьей завидучести. А хозяйка же зарумянилась, счастливо глянула на Алеху, потом на Северьяна. Да так откровенно, что даже Алеха заметил. – А это, друг ты мой Алеха, тебе! – Харбинец вынул из кармана серебряный портсигар и, взяв Сарсатского за запястье правой руки, с хлопком впечатал ему в ладонь подарок. – Це-це-це! Богато! – восхищенно поцокал языком Мишка-Хохленок и встряхнул гармошку: Коля-Коля дрова колет, Коля в клеточку кладет. Коля шмару поджидает, Она вечером придет! Алеха растроганно посмотрел на Харбинца. Потом повернулся к Нюрке, оглядел ее с головы до ног. – Прям, царевна! – засмеялся Харбинцу, избегая глазами Северьяна. И хлопнул зажатым в правой руке порсигаром по левой ладони. – А чо это мы тута стоим? За стол! За стол! Анюта! Рассаживай гостей дорогих! Рассадка, как понял Северьян, была заранее оговорена – в центре стола, напротив виновников торжества оставались пустовать два венских стула. «Ленкова ждет!» – догадался Северьян. Тревожное предчувствие окатило сердце, но тут же унеслось, как ветерком подхваченное… Алеха Сарсатский и Анна Тайнишек успели переодеться в дальней комнате и теперь выглядели по-праздничному. На Нюрке – муслиновое белое платье в мелкий розовый цветочек, заколотое на груди блестящей брошкой с разноцветными стекляшками, к волосам пристроены белая прозрачная вуалетка и такая же белая бумажная роза. Алеха сменил гимнастерку на белую рипсовую рубаху с отложным воротничком, который он выправил поверх черного пиджака. На левом лацкане красовалась, как и у Анны, бумажная роза. – От-так парочка, лебедь да гагарочка! – поощрительно засмеялись за столом. – Чистые господа! А Мишка-хохленок снова растянул меха гармошки: Песня вся, песня вся, Песня кончилася. Взял девчонку за ручонку, Она скорчилася! И гуляночка пошла-поехала. Под смех и шутки выбрали посаженых отца-мать. Завертелось! 2 Помня инструкции Бизина, Ленков к застолью не торопился. Выпить и погулять он любил, но, набирая власть и следуя советам Бизина за стаканом не гнаться, убеждался, – прав старый хрыч, должен быть атаман несхожим с рядовой шушерой. Отправив Бориску к Ложкину с наказом, чтобы его не ждали, садились за столы, Ленков остался в доме Попикова. Застелив стол чистой тряпкой и водрузив на нее маленькую пузатую масленку, разобрал, вычистил и тщательно смазал изрядно потертый кольт, загнал в гнезда барабана шесть желтых латунных патронов. С другой стороны столешницы за всем этим наблюдала Шурочка, подперев упругую щеку гладкой, оголенной до плеча рукою. – Ты никак снова на службу собираешься? – проговорила она тягуче, когда Костя затворил щечки револьверного барабана, последний раз провел по оружию тряпкой, поднялся и привычно сунул кольт в карман полушубка. – Еще не знаю, – многозначительно ответил Ленков. – Если будет посыльный… – Что-то Василий Петрович глаз не кажет, – вспомнила сожителя Шурочка. – А чо, соскучилась? – ревниво спросил Костя. |