Книга Лучи смерти, страница 37 – Николай Свечин

Сазонов молчал, лишь с осуждением покачал головой.

Сыщик прекратил спор:

– Поговорим о деле, что поручил мне Вячеслав Константинович. Грилюк не убивал, значит, это кто-то другой. По мне, или Большаков, или Разуваев. Что имеется на них в Петербургском охранном отделении?

Подполковник полез в стол, вынул две папки: потоньше и потолще. Опять заранее приготовил?

– Вот они, голубчики. С кого желаете начать, Алексей Николаевич?

– Вы как будто знали мой вопрос, Яков Григорьевич. Папки уже под рукой…

– Да это очевидно, – вступился за подчиненного Зубатов. – Мы без вас тоже думали-гадали. Грилюк самый подозрительный, потому и первый на очереди. Но и другие стояли близко к ученому. Вот я и велел подготовить материалы на них.

– Господа, а кто такой Красин? – спросил коллежский советник.

– Леонид Красин? – уточнил надворный советник.

– Черт его знает. Какой-то страшный социал-демократический боевик.

– Таких не бывает, – фыркнул Зубатов. – Кто вам эту пулю отлил? Леонид Красин – имеется такой эсдек. Он сейчас в Баку. Посидел в тюрьме, отбыл ссылку в Сибири. Ничем особенным не примечателен.

– Точно он?

– Другого Красина среди революционеров нет, – уверенно пояснил Зубатов. – Я хорошо его знаю, сам допрашивал по делу Бруснева. Сын тюменского исправника, выгнанного за взятки. После ссылки выучился на инженера. Сейчас руководит электрификацией нефтяных промыслов. Если и занят чем-то противоправительственным, то по мелочи. В последнем докладе Бакинского ГЖУ о Красине нет ни слова. А чем, простите, он вас заинтересовал?

– Грилюк видел Большакова в его обществе.

– Ну и что? – вскинулся Сазонов.

– По словам анархиста, Красин состоит у социал-демократов в радикальном крыле. И готовит вооруженные отряды, а значит, интересуется оружием. Он мог положить глаз и на аппарат Филиппова.

Собеседники сыщика дружно рассмеялись:

– Это что-то новенькое! Ай да Грилюк! Вот фантазер! А вы и поверили?

Отдышавшись, Зубатов снисходительно пояснил:

– Не обращайте внимания на этот бред, Алексей Николаевич. Красин далеко отсюда. Он торчит на берегу Каспийского моря и ни о каких боевых отрядах не помышляет. Поверьте мне.

– Охотно верю авторитетному специалисту, – согласился сыщик. – Но все же, что у вас есть на Большакова? Давайте заглянем в ваши папки.

Заглянули втроем. Материалов на филолога оказалось кот наплакал. Студент четвертого курса Петербургского университета, сейчас в академическом отпуске. Посещал доктора Филиппова, присутствовал на некоторых оптических экспериментах. Именно оптических, с физикой и химией не связанных. Ну, подай-принеси, большего от парня требовать было бы глупо. Ходил за ученым как хвостик, боготворил его, пролез в семью. Мировоззрение либеральное, на баррикады точно не пойдет. Словом, личность заурядная и в дознании Лыкова бесполезная.

– Ясно. А второй ассистент, Разуваев?

– Его папка чуть толще, но там тоже ничего особенного, – сказал Сазонов, развязывая тесемки. – Ездил с Филипповым в Ригу. Агент Химик – вы его помните, Енотавский – характеризует Разуваева как человека себе на уме без политического лица. Прибился к Филиппову с целью получить от него затем рекомендацию.

– К кому?

– К кому удастся. Тот знаком был со многими заграничными исследователями, и в Германии, и во Франции. Петр Никодимович мечтает уехать из России навсегда. Эх, черт!

– Что такое? – встревожился Лыков.

Подполковник неуверенно улыбнулся:

– Как бы сказать… Только сейчас вспомнил, ей-богу.

– Да что вспомнили, Яков Григорьевич?

– Я же Разуваеву неделю назад подписал заграничный паспорт.

Одной из обязанностей Петербургского охранного отделения была выдача заграничных паспортов.

– Куда он собирался?

– Точно помню, что в Берлин.

– В Берлин? – Коллежский советник многозначительно посмотрел на коллег. – Ну вот и ниточка нашлась.

Все как-то сразу повеселели. Чем не версия?

Лыков обратился к Зубатову:

– Сергей Васильевич, телеграфируйте срочно Гартингу, пусть разыщет берлинский адрес Разуваева. Как найдет его, я сразу выезжаю.

– Будет сделано, Алексей Николаевич.

Зубатову как заведывающему Особым отделом подчинялась Заграничная агентура Департамента полиции. А Гартинг был руководителем ее берлинского бюро.

– Яков Григорьевич, а вы, пожалуйста, подготовьте паспорт для поручика Олтаржевского. Лучше на чужое имя. Он поляк, паспорт сделайте на польскую фамилию.

– Кто такой этот поручик? – насупился Сазонов.

– Участвует в дознании от Военного министерства. Государь поручил дело и нам, и им. Пусть съездит со мной, нельзя оставлять военных в стороне. Мариан Ольгердович знает пять языков и к тому же окончил физико-математический факультет.

– Сделаю, Алексей Николаевич. Пусть придет завтра ко мне с фотографической карточкой.

На этом Лыков откланялся. В ожидании ответа из Берлина он провел два дня почти в безделье. Встретился с Поповым, которого знал еще по промышленно-художественной выставке в Нижнем Новгороде в 1896 году. С тех пор Александр Степанович остепенился, получил чин статского советника, стал профессором Электротехнического института. На вопрос о работах Филиппова по передаче энергии взрыва на расстояние он ответил, что ничего о них не слышал. Самого Михаила Михайловича знал, уважал, читал его «Научное обозрение». Но прекратить войны путем изобретения страшного оружия, «взрыва по телеграмме»… Это что-то детское. Пришедший вместе с Лыковым Олтаржевский попытался получить оценку знаменитого ученого. Так и так, излучаются короткие волны, вдоль них посылается каким-то образом разрушительная сила; возможно ли это? Понятия не имею, ответил Попов. И посоветовал списаться… с Америкой. А именно с Теслой. Он выдающийся специалист по электричеству и не только. Серб может что-то подсказать. В Германии тоже есть крупный физик, мизантроп и затворник Дёринг. Этот точно ответит на вопрос, если захочет. И больше в мире подобных нет. Эдисон давно уже капиталист, а не ученый. А Маркони просто жулик, ворующий чужие идеи.

Собеседники простились с Поповым и вышли в глубокой задумчивости. Не в Америку же им ехать! А спрашивать о чем-то немца Дёринга, зная, что его соплеменники прикончили Филиппова, тем более глупо.

По вечерам Алексей Николаевич читал работы покойного. Хотел лучше понять круг его интересов, масштаб личности. Но дело у сыщика шло туго. «Биологические работы Аристотеля», «Пространство Лобачевского и многомерное пространство», «Космология и космогония в конце XIX века». Написано вроде бы легко и доступно, слог хороший, но знания автора зашкаливают. Чувствуешь себя на его фоне дурачком. Лыков сделал из прочитанного только один вывод: Филиппов мог изобрести чудо-оружие. Он был чрезвычайно разносторонен и близок к гениальности. Видимо, к такому же выводу, но чуть раньше, пришли немцы. А русское правительство, как всегда, запоздало с правильной оценкой. Ведь могли привлечь человека, построить ему современную лабораторию. Настоящий ученый не устоит перед соблазном расширить свои возможности за счет правительства. И глядишь, плоды трудов Филиппова послужили бы России. А теперь? Кучка пепла, что выбросили из печи начальника ПОО. Обломки аппарата валяются где-то на свалке. И убийство русского подданного, до сих пор не раскрытое.