Онлайн книга «Лучи смерти»
|
Сазонов категорично подтвердил: показаниям дворника можно верить. Ефрейтор запаса гвардейской пехоты, пьет по праздникам, монархических взглядов. Никогда не врал, обязанности по надзору за опасным жильцом исполнял ответственно. – Может быть, Разуваев вынес записки изобретателя заранее? – предположил Зубатов. – Подлил ему накануне яд замедленного действия. Химия в Берлине главная наука. О ней чудеса рассказывают. Ну, сгреб бумаги в чемодан – и к себе. Филиппов пропажи не заметил: не каждый же миг он занят своими опытами. А через день помер… Все трое сошлись во мнении, что так могло быть. У Разуваева теперь не спросишь. Немцы агента Макса не выдадут. Дознание на этом можно прекращать: ни аппарата, ни документов, ни свидетелей. Догадки, которые, очевидно, правдивы, только доказательств никаких. Что докладывать государю? – Формально я должен потрясти еще одного человека, студента Большакова, – вспомнил сыщик. – Пока Вячеслав Константинович в отъезде, надо успеть проверить всех из окружения несчастного доктора. Давайте его адрес. Сазонов молча протянул ему лист бумаги из дела Большакова. – Масляный переулок, – прочитал сыщик. – Это где у нас такой? – На Васильевском острове, – пояснил жандарм. – Давно я в эту глушь не забирался. Господа, честь имею! Студент обитал в двухэтажном деревянном доме неказистого вида. Будто и не столица! Дворник впустил прилично одетого человека, но при этом счел нужным дать жильцу характеристику: – Пошто вам наш стрикулист? Бесшабашный человек, и весь об нем разговор. Это притом, что сыщик его ни о чем не спрашивал… На стук дверь открыли быстро. То ли молодой человек кого-то ждал, то ли собирался уходить. На пороге стоял тощий, плохо причесанный парень, в очках, с короткой бородой, более похожей на щетину. – Большаков Всеволод Всеволодович? – официальным тоном спросил сыщик. – Да. А вы кто, извините? Ежели насчет задержки квартирной платы, так я все объяснил дворнику. – Позвольте войти. – Да-да, извините. В комнате оказалось не прибрано и вообще как-то неуютно. На столе лежали книги вперемешку с корками хлеба. Постель разобрана, хотя уже стоял полдень, а простыня вся серая… И окна выходят на выгребную яму. – Я коллежский советник Лыков из Департамента полиции.  Студент так и сел. – Из полиции? А в чем дело? Я… ничего такого не знаю. На лекции не хожу, это правда, но… – Всеволод Всеволодович, я здесь по другому поводу. Вы ведь были ассистентом доктора Филиппова, так? Большаков приободрился: – Ассистентом, пожалуй, сильно сказано. Михаил Михайлович… Он настолько многоразвитая личность, что, как филолог, я много почерпнул из общения с ним. – Как филолог? – Да. Я же учусь на филологическом. – А его аппарат вы видели? Парень опять потупился: – Э-э… Извините, вы имеете в виду… – Да, подрывной аппарат, с помощью которого Филиппов хотел остановить войны. – Видел. Но мало что понимал в этом. Михаил Михайлович иногда допускал меня до мелких работ, не требовавших ученой квалификации. Ну… – Понятно, – кивнул сыщик. И задал вопрос в лоб: – Кто, по-вашему, мог убить доктора? – Убить?! – вспыхнул студент. – Но ведь он умер от порока сердца! – Филиппов был убит, в этом у полиции нет сомнений. Ловко все подделали, скрыли улики. Я веду дознание обстоятельств его гибели. Мне нужны ваши показания. Можно пока неофициально, в устной форме. – Убит… – ошарашенно повторил Большаков. – А ведь я это подозревал. Ну, не подозревал, скорее предчувствовал. – Поясните, Всеволод Всеволодович. Что вы предчувствовали, а главное, почему? – Этот дикий человек Яков Грилюк вызывал у меня сильные опасения. Вы знаете про Грилюка? – Я арестовал его неделю назад в Москве. – Арестовали? Он сознался? – В чем? – В том, что именно он убил Михаила Михайловича. – Господин Большаков, вы сперва поясните мне мотивы. Зачем ему это делать? – Яшка – пацифист, он свихнулся на борьбе за мир. Писал царю, писал европейским монархам. Требовал прекратить все войны. – Вот как? – удивился Лыков. – Это для меня новость. И что монархи? – Не ответили, конечно. И тогда малоросс ударился в другую крайность, извините. А именно в анархизм. Не надо, мол, никаких царей, всех бомбами взорвать, и наступит царство свободы. – Пусть так, но зачем для этого убивать ученого-изобретателя? – А чтобы завладеть аппаратом и пустить его на революционные нужды. – Но как мог Грилюк при своей необразованности решиться управлять столь сложным устройством? Надо быть физиком и химиком для этого. И не рядовым, а одаренным. Большаков задумался, машинально при этом лохматя давно не мытые волосы. – Извините… Он вообще человек решительных действий. Мало размышлял, много бегал. Все ждал баррикад, готовился к ним, брал уроки стрельбы в тире. Лыков неожиданно для себя вдруг проговорился: – Во время задержания Грилюк застрелил полицейского офицера. – До смерти застрелил? – ужаснулся студент. – Увы. – Вот видите. Ему человека убить ничего не стоит, я всегда это чувствовал. И Михаила Михайловича он так же безжалостно… Из глаз парня вдруг обильно полились слезы. Он отвернулся к окну. – Извините… Сыщик хотел подать ему воды, но в комнате не обнаружилось графина. Тогда он сказал в спину Большакову: – Грилюк Филиппова не убивал. – Как не убивал? – резко повернулся к Лыкову студент. – А кто же? – Яшка Бешеный доктора натурфилософии не трогал, – повторил сыщик. – Он много зла задумал, это факт. Но к смерти Филиппова не причастен. – Но… – А какого вы мнения о Разуваеве? – О Петре Никодимовиче? – Парень задумался. – Ну… э-э… Коллежский советник молча ждал. – Даже не знаю, что сказать. Он весь такой… заурядный. Но с большим самомнением. Себе на уме, денег мечтал много заработать. А какие деньги могут быть при Филиппове? Я думаю, он ждал, что Михаил Михайлович возьмет патент на свое изобретение и получит заказ от правительства. Вот тогда будут и деньги, и положение. Правая рука изобретателя, все такое… |