
Онлайн книга «Лучи смерти»
– Но ведь доктор не собирался ничего этого делать, – возразил Лыков. – О чем прямо сообщал окружающим. Разве не так? – Так, конечно. С одной стороны. А с другой – Разуваев был человек практический. Жена Михаила Михайловича в положении, вот-вот родится третий ребенок. Дочке требуется лечение в Ялте. Глядишь, и передумает доктор. – Мог Разуваев убить своего учителя? Студент сначала отшатнулся: – Нет, что вы! Но потом нахмурился: – Хотя… От досады, что тот не намерен работать на правительство… И, стало быть, капиталов не будет. А еще от зависти! – В каком смысле? – В самом прямом. Филиппов был гениальный ученый. А Петр Никодимович – пустое место. – Моцарт и Сальери? – вспомнил сыщик слова Грилюка. – Да. – Расскажите мне о тех опытах, в которых вы участвовали. Будто бы то были оптические эксперименты? – Совершенно верно. В начале зимы Михаил Михайлович заинтересовался кристаллами. Купил много камней. Ну, тех, что подешевле: горный хрусталь, кварц, несколько гранатов, хризопразы… И стал с ними работать. Я ничего не понимал и не понимаю по сию пору, но то, что довелось мне увидеть, было удивительно! Из аппарата исходили какие-то неведомые лучи и создавали на стенах лаборатории красивые зыбкие картины… – Лучи? Картины? Что за картины? – уточнил Лыков. – Ну, светящиеся изображения. Будто фильма, но там нужно белое полотно для проекции, а эти висели прямо в воздухе вокруг нас. И были объемными! Очень красиво и непонятно. Не могу лучше объяснить, извините. Помню, что особо Михаилу Михайловичу удался портрет Пушкина. Он медленно вращался по ходу часовой стрелки… – Где вращался? – В помещении лаборатории. В воздухе. Где бы вы ни стояли, получали полную иллюзию абсолютного объема. Хотелось потрогать руками! И не отличишь живое от неживого, вот такая была иллюзия… – Как Филиппов это сделал? – изумился коллежский советник. – Я не знаю. Он предварительно собирал картины из обработанных кристаллов, а потом пропускал через них излучение. Которое фокусировал в линзы. Излучение проходило через вакуум. Не умею объяснить… – А подрывной аппарат? Большаков съежился: – Был и подрывной аппарат. Страшно за ним наблюдать, честное слово! Сколько раз Михаил Михайлович получал ожоговые волдыри… – Что у вас общего с Красиным? – вдруг резко спросил сыщик. Лицо Большакова дрогнуло: – С каким Красиным? – Не прикидывайтесь, вас видели вместе. – Это вам Грилюк рассказал? – Всеволод Всеволодович, отвечайте на вопрос. – Красин встречался со мной дважды. – Спрашивал про опыты Филиппова? – Да, – чуть слышно ответил студент. – С какой целью? – Я не знаю. С целью… – Тоже обернуть это оружие на борьбу с монархией? Большаков промолчал. – И вы ему помогли? Ну? – Помог… Извините. – В чем заключалась ваша помощь? Вы свели их вместе? Филиппов и Красин встречались? – Да. Они поговорили, и оказалось, что Леонид Борисович – очень хороший электротехник. Он понял Михаила Михайловича с полуслова. Даже дал несколько рекомендаций. – Вот как? – удивился коллежский советник. – Красин Филиппову дал советы? И тот их принял? – Я сам поразился. Красин – умнейший человек, смотрит прямо в корень. – А вы знали, что этот умнейший человек – социал-демократ и сидел в тюрьме? – Так Филиппов тоже социал-демократ… Был. – Их знакомство имело продолжение? – В ту встречу Филиппов набросал по просьбе Красина схему своего аппарата. И объяснил принцип его действия. – Что?! – Лыков даже привстал. – Где этот документ? – Леонид Борисович забрал его с собой. Но потом вернул Михаилу Михайловичу… через меня. Точнее, просил вернуть. А я забыл. – Всеволод Всеволодович! Где бумага сейчас? – Я не помню. Я поищу, можно? – Ищите прямо сейчас, это очень важно! Большаков взмолился: – Но она не здесь, я с тех пор дважды менял квартиры! Дайте мне полдня, я постараюсь отыскать записку. Если хозяева не пустили ее на растопку… Лыков был вне себя. Аппарат разрушен, часть архива сожгли жандармы, часть похитили немцы. И вот, оказывается, существует записка, в которой Филиппов собственной рукой все разъясняет. Или не существует? Размазня, щенок, как можно так обращаться с важными документами? Но ругать Большакова нельзя, нужно заставить его найти бумагу. – Я поеду с вами. Большаков смутился: – Лучше я один, извините… – Почему? Что вы от меня скрываете? – Я оба раза съехал, не заплатив долги по квартире. – То есть не съехали, а сбежали? – уточнил сыщик. – Да… извините… И теперь мне придется проникать туда тихой сапой, с помощью дворника. Или вы соблаговолите заплатить за меня? Я буду очень признателен! – Ну уж нет, – сыщик надел шляпу. – Вы здоровый молодой человек, не калека. Надо самому отдавать долги! Где и когда мы встретимся снова? – Часов через пять. Но место должно быть не людное. В моем положении встречаться с полицией… Извините… – Да хоть в Гражданке [29], хоть в Полюстрове. Говорите, где? – Возле бассейна Обводного канала есть Глухоозерская улица. Я там раньше снимал квартиру. – Назовите номер дома. – В тех местах нет номеров. Там есть трактир Ефимцева, его все знают. В чистой половине, в шесть вечера. – Договорились. – Господин Лыков, – студент остановил собравшегося уходить сыщика. – Извините… Нет ли у вас немного денег на извозчика? А то на конке я могу не успеть. Алексей Николаевич протянул бедолаге трешницу и вышел прочь. Он приехал в Озерковую слободу в указанное время. Была суббота, народ вернулся с фабрик и собирался выпивать. В такое время в рабочих слободках человеку в шляпе лучше не появляться. Лыков заметил неприязненные взгляды, как только сошел с извозчика. Он повернулся, положил на сиденье серебряный рубль и сказал: – Постой-ка, братец, здесь. Я недолго. Трактир Ефимцева оказался страшной развалюхой. У входа блевал мастеровой с сизым лицом. Товарищ, что его поддерживал, увидав Лыкова, сказал: |