Онлайн книга «Кайрос»
|
– Крысы уже бегут? – Пройдись по отделам. Крысы рассылают резюме и рассматривают новые предложения о работе. – А ты? – У твоего корабля пробито дно, но у нас есть еще шанс добраться до берега и все залатать. Я покажу возможные варианты. Мы выберем лучший. Мы справимся. Если ты захочешь. – Почему я могу не захотеть? – Ты сам решишь. Вадим накинул куртку и вышел вслед за Сарой. В приемной пусто. Пусто и в отделах. Из раскрытых окон – студеный мартовский воздух. Листочки бумаги кружились над столами и оседали на ковролин. Вадим поймал один из них: «Прошу уволить меня по собственному желанию»… – Смешно. Я еще ничего не сказал, а они все для себя решили. – Они все решили для себя давно. Только случая не было – сделать последний шаг и все поменять. – Ты знаешь, что наш проект отклонили? Миллионная сделка досталась Дэну. Сара усмехнулась: – Дэн ушел из фирмы. Всем снова управляет Алиса. – А где Дэн? – Гуляет по крышам. – Ты с ним спишь? – На твоей поедем или на моей? – На моей. Покажешь дорогу. – Сейчас в сторону КАДа. Потом сориентируюсь. Сара откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Через мгновение она спала. Вадим хорошо знал эту ее привычку – при малейших признаках усталости или стресса засыпать. Ей хватало ровно пятнадцати минут, чтобы восстановиться. Как Леонардо да Винчи. И еще кто-то из великих, сделавших свои маленькие открытия во сне. Он помнил, что ее нельзя будить раньше отведенного времени, иначе проснется раздраженной и капризной. Что еще он помнил о ней? Она любит спать по диагонали кровати, подмяв под себя подушку. Ей нравятся лаванда и море. Она верит в систему знаков и в любой неудаче находит приятные стороны. Эта ее черта всегда его бесила. Интересно, какой позитив нашла Сара, когда он ее бросил? – Я знала, что ты это сделаешь. Знала с того момента, когда получила результаты УЗИ, – ответила Сара, не открывая глаза. – Сделать аборт меня уговаривали всей женской консультацией… Сейчас налево и пять километров по прямой. Потом свернешь направо, по стрелке указателя… Они говорили, что я буду жалеть всю свою оставшуюся жизнь, что я ничего не смогу сделать. И я знала, так и будет. Я действительно жалела. – А теперь? – Теперь нет. – Что же произошло? – без особого любопытства спросил Вадим. – Все так же задаешь вопросы, чтобы заполнить паузы. Раньше мне нравилось тебе помогать, и я отвечала. Только ты не слушал. – Ударилась в эмансипе? – Теперь говорят феминизм, Вадик. – Какая разница, – он раздраженно обошел легковушку и прибавил скорость. – Еще немного, и скажешь, что я испортил тебе жизнь. – Я сама себе ее испортила. Квиты? – И что, ты меня совсем не винишь? – недоверчиво спросил. – Помнишь, ты очень любил фразу: всяк сверчок знай свой шесток. Повторял к месту и не к месту. Я все время представляла себе этого сверчка – сиди, дурак, куда лезешь… И он сидел – зимой мерз, летом загибался от жары, старел, дряхлел, однако знал: шесток его. Но если вдуматься, Вадик, сколько таких сверчков не знают высоту и возможности своих шестков?! Они все для себя решили. Раз и навсегда. Сидят и не рыпаются. Или, что еще хуже, перепрыгивают на чужой в поисках лучшей доли. Только доли-то нет. Лучше быть на своем шестке. И ползти, ползти себе, пока есть силы… – Сверчки, кажется, прыгают… – Прыгать, летать, бежать! – Не понимаю. – Я совершила ошибку, Вадим. Убедила себя, что люблю тебя. Поставила на постамент и начала полировать. Вон как ты до сих пор поблескиваешь – глаз не отвести. Ты – не мой путь. Ты – не моя история. И у меня только сейчас хватило духу признать это. Если бы у меня была возможность, я бы все изменила. – Не стала бы встречаться со мной? – Напротив, обязательно стала бы встречаться. И даже денег на твой бизнес дала бы. Я не сделала бы одного. – Чего? – Я бы не стала рожать ребенка. – Ты сделала аборт. Я узнавал… Ведь так? На ее бледном лице, лишенном возраста и эмоций, алели веснушки. – Мы с самого начала договорились, что у нас не будет детей. И ты с этим согласилась. По крайней мере, мне тогда так казалось. Или я ошибался? – Разве сейчас имеет значение? – голос, как и лицо, без признаков жизни. – Все это время меня мучил только один вопрос. – Почему я бросил тебя в день свадьбы? – Это как раз очевидно и в твоем характере. Мучило меня другое: почему мы были вместе. Ему захотелось похлопать ее по руке, что он и сделал. Сара поморщилась. И Вадим с запоздалым удивлением понял, что его прикосновения ей неприятны. – Мы были молоды. Влюбились. Потом поняли, что не подходим друг другу. Банальная история. Таких тысячи. – Все верно, за одним лишь исключением. Мы не любили. Вспомни, как тяжело и натужно ты изображал влечение. И я притворялась, что хочу быть с тобой. Зачем? Что нас притягивало? – Закон противоположностей? Куда теперь? – Пятьсот метров вперед. Потом в ворота. – Что толку ворошить прошлое? Жизнь все равно не удалась. Извини, я приторможу, ладно? Курить хочется. Он и сам не знал, зачем остановил машину. Страх? То, что было впереди, действительно пугало, но было что-то еще, что-то темное и неподвластное пониманию. То, с чем пока не мог ни разобраться, ни справиться. То, что заставляло гулко и часто стучать сердце. Словно кто-то вынул это сердце из груди и сделал из него бубен. Бом! Смерть! Бом! Жизнь! Необратимость. Все случилось, и ничего уже не изменится. Оказалось, он произнес вслух. – Ты бы хотел что-нибудь в ней изменить? Если бы – пусть и гипотетически – существовала такая возможность? – А она существует? – Допустим. За стеклом тучи снега. Черно-белые. Пористые. Мир создан из грязи. И он тоже такой же – грязный и первобытный. Все попытки облагородить – до поры до времени. Не тронь меня! Дай остаться таким, каков я есть. Первобытным и грязным. Без претензии на совершенство. – Я бы жил по-другому. Пил бы, ругался бы со своей бабой, трахал бы ее и других по мере своих половых возможностей, порол детей, строил хибару на даче, копал картошку, гнал бы из нее бражку и снова пил. Жить как все – спасение от себя. Вадим приоткрыл окно. В салоне стало холодно. |