Онлайн книга «Жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника (сборник)»
|
Пригнувшись, Горшков бросился к нему. Выстрел. Тут же фонарик майора погас. Свой фонарик Горшков отбросил. И что было сил пнул под стол. – А-а-а! – дико закричал Сом. Опять выстрел. Горшков нырнул под стол, весь сжавшись, упал на Сома, схватив его руку с пистолетом. И придавил к полу – ни вырваться, ни пошевелиться. – Товарищ майор! – позвал Горшков. – Как вы? – Живой… Вспыхнула лампочка под потолком. Майор стоял, с трудом держась на ногах. Лицо и грудь были в крови. – Оглушило, – сказал он, – и лоб царапнуло. Горшков проверил карманы, всю одежду и обувь Сома, положил на стол пистолет и инструменты для взламывания сейфа. Сом лежал не двигаясь, не открывая глаз, держась рукой за бок. – Это я, Первый, – сказал майор в телефон, – все в порядке. Ждем. Вызовите врача. А Горшков смотрел на этих людей – оба седые, оба усталые, оба раненые. Один всю жизнь истратил на то, чтобы приносить людям зло, другой – добро. – Ловко, – прохрипел Сом и, морщась, сел, прислонился спиной к дивану. – Хорошие у вас кадры-кадрики. – Да, – ответил майор, – не то что у вас. А помнишь, лет этак тридцать назад, я тебя в первый раз взял? – А помнишь, лет этак пять назад, я от тебя ушел? – спросил Сом. – И пулю мне в ноге оставил. Помню. И вот наша с тобой последняя встреча. Больше тебе на волю не выйти, старик. – Знаю, знаю, – хрипло проговорил Сом, – на поруки меня никто не возьмет. – Он усмехнулся и спросил: – Что за чертовщина?! Я ведь сейчас в цирке был. Там этого долговязого чудака видел. Как он здесь оказался? – Фо ТРЕТИЙ ЗВОНОК! кус-покус, – ответил Горшков. КОНЕЦ АНТРАКТА. ПРОДОЛЖАЕМ НАШУ ПРОГРАММУ. НАЧИНАЕМ ТРЕТЬЕ – ПОСЛЕДНЕЕ – ОТДЕЛЕНИЕ! Отделение третье ОТДЕЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ МЫ НАЧИНАЕМ С ОПИСАНИЯ ВЫСТУПЛЕНИЯ ЭДУАРДА ИВАНОВИЧА С ГРУППОЙ ДРЕССИРОВАННЫХ ЛЬВОВ И ПЕРВОГО ПОЯВЛЕНИЯ ПЕРЕД ПУБЛИКОЙ ХЛОП-ХЛОПА Выступление Эдуарда Ивановича со львами занимало все третье отделение. Ребятам оно очень понравилось. Им было и жутко, и весело. Совсем рядом – рукой подать! – свирепые львы и коварные львицы. Можно было разглядеть каждый волосок в огромных гривах. А когда звери раскрывали пасти, видно было каждый зубище. Но Виктор переживал, пожалуй, больше всех. И если зрители видели, что с лица дрессировщика не сходит улыбка, то мальчик видел, что улыбаются у него только губы. Публика ахала и охала. Охала и ахала. То замирала от страха, удивления и восхищения, то восторженно шумела. Львы, конечно, слушались укротителя, но со злобой и неохотой. Казалось, что вот-вот кто-нибудь из них взревет и бросится на Эдуарда Ивановича. Бросались. Замахивались лапой. И – исполняли то, что он от них требовал. Когда же на арене появился Хлоп-Хлоп, поднялся такой хохот, что его, этого хохота, мартыш испугался больше, чем диких зверей. Ведь сегодня Хлоп-Хлоп впервые в своей жизни появился перед зрителями. Он быстро забрался на плечо к хозяину, обнял его (то есть вцепился) и зажмурил глаза. Львы уже привыкли к мартышу на репетициях и почти не обращали на него внимания. Он был для них все равно что для нас, например, воробей. А некоторые львы его даже побаивались, зная, на какие хитрости и обидные проделки он способен. Хлоп-Хлоп, как я уже сказал, боялся не зверей, а зрителей. Но боялся он так уморительно, что вызывал не жалость, а смех. Эдуард Иванович и выпустил его сегодня только с одной целью – чтобы он постепенно привык к публике. А когда привыкнет, можно будет думать и о том, что ему делать на манеже среди львов. И в заключение Эдуард Иванович уложил своих хищников, сделал из них этакий живой ковер и прилег на него отдохнуть. Тут Хлоп-Хлоп едва не испортил номер. Сидя на плече хозяина, он немножко освоился и раз-раз – дернул Цезаря за гриву. Лев уже раскрыл пасть, но Эдуард Иванович ласково потрепал его по густой шевелюре: дескать, не стоит обращать внимания. Оркестр заиграл прощальный марш, укротитель стал раскланиваться с публикой. (Ребятам он поклонился отдельно, положив руку на сердце.) Жалко было уходить отсюда! Взяли бы артисты да и повторили все сначала! Но погасла половина ламп, и хотя вышли не все зрители, а цирк уже напоминал пустой дом, из которого уходят не только гости, но и хозяева. Ребята выходили последними. На улице они остановились, чтобы подождать Эдуарда Ивановича. Ушел только Владик: мать просила его прийти пораньше. – Как насчет порук? – спросил Петька. – Подожди, – отмахнулся Виктор. – Попасть бы в ученики к Эдуарду Ивановичу! – Мне было страшно, – сказала Лёлишна, – я все про тебя вспоминала. – Ну, а поруки? – не унимался Петька. – Обещали ведь решить этот вопрос. Вам-то что? Пришли домой, поели хорошенько – и спать. А меня знаете что? Ждут. Уж если львов и мартышек дрессировать можно, то почему же я считаюсь неподдающимся? Вон, Эдуард Иванович львов на поруки взял, а вы меня, человека, не хотите! – Ладно, ладно! – резко произнес Виктор. – Расхныкался. Любишь кататься – люби и саночки возить. Поможем тебе на этот раз саночки везти. Но учти: если подведешь, пощады не будет! Уж не знаю, что я с тобой сделаю, но – берегись! – Берегусь, берегусь! – радостно воскликнул Петька, а Лёлишна сказала: – Я вот ему ни капельки не верю. В любой момент подведет и не заметит. Поверим ему в самый распоследний раз. Из цирка вышли Эдуард Иванович и Григорий Васильевич, были они усталые и веселые. Ребята радостно загалдели, перебивая друг друга. – Спасибо вам за все, – смущенно проговорила Лёлишна. – От меня особенно спасибо. – Вот уж не за что так не за что, – ответил Эдуард Иванович. – Мы все делали с удовольствием. Мне, правда, немного попало от директора, но ничего. – Милиционера только жаль, – добавил Григорий Васильевич и рассмеялся. – Хороший он человек, но почему-то не любит цирка. Даже конца представления не дождался. Пошли, товарищи. Мне еще Эмму надо домой проводить. Следующий номер нашей программы можно назвать «ПАЛКА О ДВУХ КОНЦАХ». ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ КРУПНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ПЕТЬКИ-ПАРЫ! Пословица утверждает, что у палки два конца, и если одним концом кого-нибудь ударишь, то вполне вероятно, что второй конец стукнет по тебе. |