Онлайн книга «Жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника (сборник)»
|
– Что вы делаете?! – поразилась Лёлишна, словно не услышав вопросов. – Готовлю завтрак. Я уже съездил на рынок. Дедушке будет манная каша, а нам с тобой… – Ой, как нехорошо получилось! Я первый раз проспала! Никогда… – Потому что я перевел стрелку будильника на десять. И – не возражать. Извольте меня слушаться. – Слушаюсь, – Лёлишна улыбнулась. – Что нужно делать? – Умываться. А больше ничего. Уходите отсюда, не мешайте. Мы, домашние хозяйки, не любим, если стоят у нас над душой, когда мы стоим над плитой. Лёлишна ушла умываться, а когда вернулась в комнату, дедушка уже сидел в постели. Лицо у него было грустное и виноватое. – Стыдно вспомнить вчерашнее, – сказал он, – я плохо вел себя. Феноменально плохо. – Плохо вело себя твое здоровье, а не ты. – Сначала – оно, потом – я. Вернее, сначала все-таки я, а потом – оно. И не надо меня утешать. Такие замечательные люди вчера из-за меня… Нет, нет, стыд и позор! Меня надо наказать. Жестоко, беспощадно. – Ты абсолютно неправ, – сказала Лёлишна. – Виноват ты лишь в том, что без разрешения вышел погулять и играл в футбол. – Нет-нет, я все равно буду переживать. Долго. Мучительно. – Вот как раз переживать тебе и нельзя. Иди лучше умойся. – И все равно буду переживать. Даже умытый. – И добьешься, что тебя положат в больницу. – За что?! – ужаснулся дедушка. – Чтобы лечить. Если не удается вылечить тебя дома, я отправлю тебя в больницу. Нельзя переживать с утра до вечера по любому поводу. – Хорошо, – угрюмо согласился дедушка. – Я постараюсь выполнить твои указания. Но без переживаний жить еще труднее, чем с переживаниями. Как только сели завтракать, явился Петька. Вид у него был помятый и растерянный. Когда мальчишка рассказал, что его покинули родители, а вместе с ними и бабушка, все рассмеялись. Пока все смеялись, Петька расправился со всей яичницей. А пока смеялись над тем, как он уснул по дороге в милицию и проспал до утра, Петька доел что-то со сковородки (а что – не успел разобрать). – Это все ерунда, – задумчиво сказал он. – Вот лампочки, семь штук, забыл выключить, ямку в новом столе провертел – вот это хуже. Взяли бы вы меня к себе, дядя дрессировщик! – Зачем? – Да хоть зачем! Не может ведь быть, чтоб я хуже мартышки оказался. Да чтоб польза от меня была, хочу! – жалобно воскликнул Петька. – А то вред один! Самому надоело! – Ну, раз надоело, – сказал Эдуард Иванович, – значит, соображать уже начал. А раз соображать уже начал, значит, со временем поумнеешь. А то ведешь себя как грудной младенец. Ешь, спишь, делишки разные вытворяешь. – Плюешься, – добавил дедушка. – Хватит тебе младенцем быть, – продолжал Эдуард Иванович. – Грудным, – весело добавил дедушка. – Ладно, ладно! – угрожающе проговорил Петька. – Вы меня еще узнаете. Я таким замечательным буду, что меня когда-нибудь вывесят! Видали на Ленинской улице Доска почета «Лучшие люди города»? Там я буду! – Все может быть, – сказала Лёлишна. – А на поруки тебя брать? – А ну их, эти поруки! Сам я себе – порука. Лёлишна с Эдуардом Ивановичем пошли мыть посуду, а Петька вышел на балкон. – Переживаешь? – спросил, подойдя, дедушка. – Я тебе завидую. Тебе можно переживать. А мне запретили. Категорически. А это было моим любимым занятием. – Я переживать не буду, – твердо ответил Петька. – Хватит. Буду себе какое-нибудь дело искать. И тут он увидел своего отца и бабушку. Они выходили из-за угла дома. – Папа! – не своим от радости голосом закричал Петька. – Бабушка! Я тут! Я здесь! Я к вам! И умчался. Продолжаем нашу программу. ПРОЩАНИЕ ЗЛОЙ ДЕВЧОНКИ СУСАННЫ КОЛЬЧИКОВОЙ С ЧИТАТЕЛЯМИ! ЧИТАЙТЕ О ЕЕ ПОСЛЕДНЕМ ВЫСТУПЛЕНИИ В НАШЕЙ ПРОГРАММЕ! Пробегая от подъезда к подъезду, Петька увидел невероятную картину. До того невероятную, что не мог не остановиться. Ему навстречу шла Сусанна Кольчикова с небольшим чемоданчиком в руке и с авоськой – в другой. Шла одна, опустив голову. Одна! – Ты куда это? – прямо-таки обалдело спросил Петька. Сусанна подняла заплаканные глазки, всхлипнула и ответила: – Мы больше не увидимся. Прощай навсегда. – Прощай, конечно, – сказал Петька, – тем более что навсегда. А куда ты? Но злая девчонка больше не сказала ни слова. Ушла, всхлипывая тонко и жалобно. Ее отправили в пионерский лагерь, потому-то она и брела, опустив голову. А вот почему она шла одна, сама несла (сама!) чемоданчик и авоську, это следует объяснить. Вчера, прибежав из цирка без туфель и бабушки, Сусанна плюхнулась на диван и закрыла глазки. И пронзительнейше застонала. – ЕЩЕ ЧТО? – грозно спросил папа. – ОПЯТЬ ЧТО-НИБУДЬ? – Где туфли? – спросила мама. – Где бабушка? – спросила старшая бабушка. – Она ИЗБИЛА меня, – со стоном ответила злая девчонка. – В цирке. При всех. Дала мне ЗАТРЕЩИНУ. И бросила на улице. Ой… как мне страшно ужасно… – Довели, – мрачно заключил папа. – Я петь больше для нее не буду, – сказала старшая бабушка. – И хрюкать не буду. И мяукать не буду. И куд-кудакать не буду. И вообще я уезжаю. К брату. В Ка-лугу. У Сусанны было такое ощущение, словно она ехала в трамвае по знакомому-знакомому маршруту, а приехала, например, на Луну. Сквозь полуопущенные веки злая девчонка следила за тем, что происходило вокруг, и ничего не понимала. Ей становилось ясно: происходило что-то непонятное, невиданное, страшное, что впоследствии будет еще непонятнее, еще невиданнее, еще страшнее. Родители и бабушки почему-то вроде бы перестают ее слушаться. Были такие добрые, такие послушные… – Ну… ладно! Она дернулась всем телом, затем подергала левой и правой ногами попеременно. – Это мне надо дергаться! – крикнул папа уже обычным голосом. – Это ты нас издергала! Нас сегодня вызывали в домовой комитет! И правильно! И смеялись над нами! И правильно! – Посмотри, она все еще дергается, – прошептала мама. – ПУСТЬ! – отрезал папа. – Не боюсь нисколько. Завтра она поедет в пионерский лагерь, будет жить как все. Пусть попробует там дергаться. Тогда Сусанна стала хрипеть. |