Книга Курам на смех, страница 56 – Лион Измайлов

Николай Фоменко и «Секрет»

В 1993 году попали мы с женой моей Леной в круиз на теплоход «Грузия». Там же, в группе артистов, были Игорь Угольников, Николай Фоменко и ансамбль «Секрет».

Основного исполнителя «Секрета» Макса Леонидова уже в «Секрете» не было. И сам «Секрет» былую свою славу потерял. Однако уже существовала программа «Оба-на!», где участвовал и Н. Фоменко, но все лавры этой программы забирал себе её руководитель И. Угольников. Я впервые на «Грузии» увидел Фоменко и просто умирал от него со смеху.

Так, однажды на танцах все раздухарились и стали танцевать «летку-енку». Фоменко взял костыль и стал танцевать против всех: или догоняя прыгающую очередь, или отставая так по кругу, что становился в ней первым. Он, конечно, был любимцем всего теплохода. За ним ходил какой-то крутой бизнесмен, просто чтобы пообщаться. Однажды бизнесмен был не в духе. Фоменко, увидев его, сказал:

– У тебя что, понос?

– Почему? – удивился бизнесмен.

– Потому что физиономия кислая.

Все вокруг покатывались от смеха.

А история с «Секретом» получилась вот какая. Был на корабле человек по фамилии Тыркин. Ехал он с женой и тремя детьми. Гулял по-чёрному и поил весь «Секрет».

Накануне рыбаки уговорили капитана остановиться в океане и половить акул, здесь они водились. Наточили якорь и заготовили мясо. И вот сегодня Тыркин поддавал с «Секретом», и секретовцы вдруг ни с того ни с сего говорят:

– А слабо спрыгнуть с этой палубы в море?

Палуба была на высоте двух– или трёхэтажного дома.

– Как это «слабо»? – сказал Тыркин. – Пошли.

Они ещё выпили и пошли к борту.

– Раз, два, три! – скомандовал кто-то.

Тыркин прыгнул, а секретовцы остались на палубе и стали снимать на плёнку происходящее. Я потом эту плёнку видел. Тыркин упал за борт. Дали команду: «Человек за бортом!» Застопорили двигатель, но корабль большой, у него тормозной путь метров сто.

Тыркину бросили канат. Он ухватился. Затем его ловили сеткой. Слава богу, его не затянуло под днище. Наконец его, с ссадинами на ногах, вытащили. Он был пьян вдупель. И пошёл ругаться к капитану за то, что его долго не вытаскивали. Естественно, никакой ловли акул уже не состоялось.

Вот так пошутили секретовцы. Помню, Коля мне тогда сказал, на «Грузии»:

– Мы сейчас новый диск готовим. Слава будет у нас всероссийская, как у Газманова.

Насчёт «Секрета» он ошибся, насчёт себя – попал в десятку.

О Геннадии Хазанове

Г. Хазанов рассказывал на вечере памяти Александра Иванова.

В детстве Хазанова они с Ивановым жили недалеко друг от друга. Иванов у станции метро «Октябрьская», а Хазанов возле Морозовской больницы у метро «Добрынинская».

Юный Хазанов ходил к «Октябрьской», там в каком-то магазине продавали соки. Сок был в стеклянных конусообразных сосудах, и для того, чтобы солить томатный сок, стояла солонка.

Солонка Хазанову так нравилась, что Хазанов очень хотел стащить её, что, в конце концов, и сделал.

И когда через несколько лет Хазанов, уже закончив цирковое училище, познакомился с Ивановым, Саша сказал: «А-а-а, тот юноша со шнобелем, который стащил солонку на „Октябрьской”».

То ли он это видел, то ли весь магазин знал, что Хазанов стащил солонку.

Мордюкова и Ободзинский

Однажды мы ехали на машине из Калуги в Москву с Нонной Викторовной Мордюковой. Ехали четыре часа и всё это время разговаривали.

Особенно мне запомнилась одна фраза. Нонна Викторовна рассказывала о певце Валерии Ободзинском. Он ей очень нравился. «Мы все были влюблены в него, – и добавила: – Я считаю, что каждый интеллигентный человек должен иметь у себя дома пластинку Ободзинского».

Валерий Ободзинский действительно был очень хороший певец, и в 70-х годах у него были всенародные хиты: «Эти глаза напротив», «Льёт ли тёплый дождь…», но особенно популярной была песня Кондора из фильма «Золото Маккены». В те времена западный шлягер в исполнении нашего певца пользовался особым успехом.

Ободзинский был настоящей знаменитостью, любимым певцом, и всюду он проходил с неизменным успехом.

А я однажды был свидетелем его жуткого провала. Это было в Доме культуры МАИ. Шёл какой-то праздничный концерт. А надо сказать, что в МАИ, как в Одессе, никаких авторитетов не было. Всё надо было завоёвывать с нуля. Могли освистать любую знаменитость. И вот объявляют: «Валерий Ободзинский». Выскакивает на сцену человек в каком-то ковбойском костюме. И выскакивает не просто, а как любимец публики. То есть он привык, что его встречают всюду шквалом аплодисментов, и здесь вышел принимать этот шквал. А шквала не было. И он сразу разозлился. И зал это почувствовал. Ободзинский спел одну песню и не смог переломить ситуацию. Он разозлился ещё сильнее. И запел вторую песню. И на второй в зале засвистели. Он еле допел вторую песню и ушёл, как говорится, «под стук своих каблуков».

А певец был всё равно замечательный. И не случайно Леонид Петрович Дербенёв уже в 90-х годах пытался вернуть его на сцену. Он мне говорил: «Посмотришь, он снова будет звездой!» Он очень болел за Ободзинского.

Но, к сожалению, ничего не получилось. Болезнь под названием «водка» не дала осуществиться этим дербенёвским планам. И наверное, Ободзинский уже боялся провала. И это тоже толкало его к запою. Очень жаль, что он так и не смог восстановиться.

О Валерии Шульжике

Поэт и драматург Валерий Шульжик – человек с уникальным чувством юмора.

Когда-то, году в 1984-м, придя ко мне в новую, только что отремонтированную квартиру, осмотрел её и сказал своей жене Вере:

– Вера, вот в какой квартире мы будем жить после революции.

Однажды Шульжик подошёл к поэту-песеннику Михаилу Пляцковскому и сказал:

– Слушай, какую хорошую песню ты написал.

– Какую? – спросил Пляцковский.

– Вот эту: «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли».

– Эту песню написала Юнна Мориц, – обиженно сказал Пляцковский.

– Странно, – сказал Шульжик, – я как ни вспомню тебя молодым, ты всё время нёс какую-то чушь.

Когда мы все вместе были в Болгарии, Шульжик продал Пляцковскому доллары – один к пяти. Пляцковский сразу обособился, со всеми перестал общаться и бегал отовариваться в болгарскую «Берёзку».

На последнем ужине мы сидели за одним столом, и Шульжик при Пляцковском говорит:

– Лион, ты знаешь, как вчера Мишке плохо было, скорую вызывали.

– А что случилось?

– Он последний лев зажал в руке и никак не мог разжать. Пришлось в горячую ванну руку опускать, чтобы хоть как-то отмочить и разжать кулак.

Шульжик над Пляцковским всё время издевался, и не случайно. Пляцковский был чрезвычайно задиристый и высокомерный, и всё время у него шли какие-то баталии с поэтом Лазаревым, который обвинял Пляцковского в плагиате.