Книга Анна и французский поцелуй, страница 16 – Стефани Перкинс

Я чуть не прыскаю от смеха. Он позвонил! Тоф позвонил!

– Пока нет. – Я меряю шагами комнату. – Но могу тебе купить, если хочешь. Вышьешь инициалы и будешь носить вместо беджика.

– Введу берет в моду.

– Это никому не под силу. Даже тебе.

Сент-Клэр по-прежнему лежит на моей кровати. Он подпирает голову рукой, чтобы наблюдать за мной. Я улыбаюсь и киваю на фотографию в ноутбуке.

– Тоф, – беззвучно шепчу я.

Сент-Клэр качает головой.

Бакенбарды.

– Ах, – произносит он также одними губами.

– Вчера приходила твоя сестра, – сообщает Тоф.

Он всегда относился к Бридж как к моей сестре. Мы одного роста и телосложения, обе с длинными прямыми волосами, только Бридж блондинка, а я шатенка. И как все те, кто кучу времени проводит вместе, говорим одинаково. Хотя Бридж использует слова подлиннее. И ее ладони покрыты мозолями от игры на барабанах. И у меня щель между зубами, а у нее брекеты. Другими словами, она похожа на меня, но симпатичнее, умнее и талантливее.

– Я и не знал, что она играет на барабанах, – говорит Тоф. – И как успехи?

– Она лучшая.

– Ты так говоришь, потому что она твоя подруга или у нее действительно талант?

– Она лучшая, – повторяю я и краем глаза отмечаю, что Сент-Клэр поглядывает на часы на комоде.

– У меня барабанщик ушел из группы. Как думаешь, она заинтересуется?

Прошлым летом Тоф создал панк-группу «Грошовые ужасы». С тех пор там много раз менялся коллектив, кипели споры из-за текстов песен, но концертов музыканты так и не давали. Что просто ужасно. Готова спорить, Тоф прекрасный гитарист.

– Ну конечно, – отвечаю я. – Думаю, она согласится. Ее придурочный инструктор только что прокатил ее с местом лидера секции, и ей необходимо выпустить пар.

Я даю номер подруги. Тоф записывает, вслух повторяя цифры, а Сент-Клэр делает вид, будто смотрит на воображаемые наручные часы. Сейчас только девять вечера, не понимаю, с чего такая спешка. Даже я знаю, что для Парижа это детское время.

Сент-Клэр громко кашляет.

– Эй, прости. Нужно идти, – говорю я Тофу.

– Ты не одна?

– Мм… да. С другом. Мы сегодня идем гулять.

Неловкая пауза.

– С парнем? – спрашивает Тоф.

– С другом. – Я поворачиваюсь к Сент-Клэру спиной. – У него есть девушка. – И вздрагиваю. Зачем я это ляпнула?

– Значит, ты не забыла про нас? Я хочу сказать… – Тоф осекается. – Про наши отношения здесь, в Атланте? Или променяла меня на какого-то французика и больше не вернешься?

Сердце колотится как оглашенное.

– Ну конечно же я вернусь к Рождеству.

– Хорошо. Хорошо, Аннабель Ли ^[20]. Мне в любом случае нужно возвращаться к работе. Наверное, Геркулес опять бесится, что я не закрыл дверь. Чао.

– Вообще то, оревуар, – поправляю я.

– Не важно. – Тоф смеется и вешает трубку.

Сент-Клэр встает с кровати:

– Ревнивый бойфренд?

– Я же говорила. Он мне не бойфренд.

– Но он тебе нравится.

Я краснею:

– Ну… да.

Лицо Сент-Клэра остается невозмутимым. Возможно, его это задело. Он кивает на дверь:

– Все еще хочешь пойти гулять?

– Что? – Я смущена. – Да, конечно. Только переоденусь сначала.

Я выгоняю Сент-Клэра из комнаты. Пять минут спустя мы уже идем по улице. На мне любимая рубашка из секонд-хенда, облегающая в нужных местах, джинсы и черные кеды. Я знаю, что кеды – это не слишком по-французски – остроносые ботинки или высокие каблуки подошли бы куда лучше, – но, по крайней мере, они не белые. Насчет белых кроссовок все правда. Их носят только американские туристы, и предназначены они лишь для того, чтобы косить траву или красить дома.

Ночь прекрасна. Париж переливается желтыми, зелеными, оранжевыми огнями. Теплый воздух гудит от веселой болтовни прохожих и звона бокалов в ресторанах. Сент-Клэр занимательно описывает самые жуткие моменты из биографии Распутина, которую он дописал сегодня днем.

– И вот другие русские подсыпают ему в обед дозу цианида, которая способна уложить пятерых взрослых мужчин, прикинь? Но ничего не происходит, и им приходится перейти к плану Б – в него стреляют из револьвера. В спину. Но и это его не убивает. У Распутина оказывается достаточно сил для того, чтобы задушить убийцу, и в него стреляют еще три раза. Но он пытается встать! Его избивают до кровавого месива, заворачивают в простыню и бросают в ледяную реку. Но все это…

Глаза Сент-Клэра сверкают. С таким же видом моя мама рассказывает про черепах, а Бридж – про барабаны.

– Во время вскрытия обнаружили, что фактической причиной смерти стало переохлаждение. Его убила река! Не яд, не пули и не избиение, а мать-природа. Более того, его руки были подняты вверх, а значит, он пытался выбраться из-подо льда.

– Что? Нет…

У магазинной вывески с выгравированными на ней золотыми буквами фотографируются немецкие туристы. Мы быстро пробегаем мимо, чтобы не испортить кадр.

– Слушай дальше, – продолжает Сент-Клэр. – Когда тело кремировали, он сел. Нет, правда! Видимо, человек, который готовил тело, забыл подрезать сухожилия, и, когда труп загорелся, они ссохлись…

Я согласно киваю:

– Фууу, мерзость, но круто, конечно. Продолжай.

– … в этом и была причина того, что тело поднялось, однако… – Сент-Клэр торжествующе улыбается, – все обалдели, когда это увидели.

– И кто говорит, что история скучная?

Я улыбаюсь в ответ, и в этот миг все великолепно. Почти. До тех пор, пока мы не выходим за территорию Американской школы. Я впервые ухожу так далеко. Моя улыбка гаснет, и я возвращаюсь к своему обычному состоянию нервного возбуждения.

– Знаешь, спасибо тебе. Большинство пытаются заткнуть меня задолго до того, как… – Сент-Клэр замечает мое состояние и останавливается. – С тобой все хорошо?

– Я в порядке.

– Да? Тебе когда-нибудь говорили, что лгунья из тебя просто ужасная? Жуткая. Хуже некуда.

– Это просто… – неуверенно начинаю я.

– Да-а-а?

– Париж такой… чужой. – Я пытаюсь подобрать подходящее слово. – Пугающий.

– Да ну, – отмахивается Сент-Клэр.

– Тебе легко говорить.

Мы обходим интеллигентного джентльмена, наклонившегося к своему бассет-хаунду с отвисшим животом, чтобы взять его на руки.