Онлайн книга «Муравьиный царь»
Сегодня я принесла ему семейные альбомы. Один из дома, другой потихоньку у мамы. Он попросил, для вхождения в образ. Сижу, держу на коленях. Листаю. Молодая мама. Папа со мной. Мы все на пляже в Бултыхах. Наша свадьба с Антоном, это можно не показывать. Наконец, актеров отпускают. Прячу альбом, поднимаюсь. Ну, и где мы? Был, исчез. Слышу сзади шепотом: «Привет, сестричка». Вздрагиваю. Лёнькин голос, интонации, всё. Поваленная сосна. – Ладно, Лень, – снимаю с себя его руки. – Не надо. – Сказать, почему я согласился на это все? – Ну, скажи. Знаю, что скажет. Его проблемы. Моя совесть чиста, намеков я не давала. Если что-то себе нафантазировал, сам виноват. Он – мой брат. И будет моим братом. Еще три дня. Три счастливых дня. Как договаривались. Инцест по сценарию не предусмотрен. – А Гена у тебя по сценарию был предусмотрен, да? Он тоже кого-то изображает? – Послушай, Лёпс… Мне вообще-то достаточно лет, чтобы… – Ага, достаточно. Вот и потянуло на молодняк. – А вот хамить не нужно. – А кто тебе сказал, что… – Не нужно, говорю, хамить. Это мое личное дело, с кем я, и вообще. Тоже мог бы себе найти здесь, пожалуйста. Я бы никакой ревности тебе не устраивала. – А у меня с этим вообще никогда проблем не было. – Вот и рада за тебя. Что так смотришь? – Но амеба же! Просто амеба. – Насчет второй части спорить не буду. – Какой второй части? А… Хм. Ну, если у тебя такие скромные запросы. Ну, о-о-чень скромные. – Ой, а ты откуда знаешь, какие у меня? – Да видел. – Что-что? – Проехали. – Нет уж, скажи. И что ж такое ты видел? – Проехали, говорю. – Нет уж, раз начал… – Проехали, следующая станция «Новые Жопки»… – Что. Ты. Видел? – Отпусти… На озере… В бинокль. Как вы в лодке. Довольно примитивно. Мне становится смешно. Сразу представила. Мы с Генкой. И этот придурок недоделанный с биноклем. – Что смеешься? – Да так… Сажусь на траву. Порыв ветра. Садится рядом, прижимается. Господи, как похож все-таки. Кладу голову ему на плечо. Небо вспыхивает. – Бежим! – вскакиваю, хватаю его за руку. – Сейчас ливанет! Тикаем… Лёнька! Удар грома. – Солнце! Группка в спортивных костюмах послушно поднимает руки. – Воздух! Все машут руками. Солнца нет. И воздух сырой, бр-р. – Космическая энергия! Приди к нам, космическая энергия! – Иду, иду… Иду, мам. Отхожу от окна. – Давай, – мама возится с дорожной сумкой, – помоги мне с молнией. До двенадцати ноль-ноль надо освободить номер. На завтрак сырники со сметаной. Котлеты с гречкой. Котлеты не надо. «На дорогу надо поесть», – мама подвигает мне тарелку. Мама с папой пошли в номер, а мы с Лёником искали на прощание белок. Спустились к озеру. – Нынче ветрено и волны с перехлестом… – читает Лёник. – Скоро – осень, все изменится в округе. Да, скоро все изменится. Очень скоро. Вернемся, надо будет срочно на УЗИ. Хотя и так ясно. Картина Репина «Не ждали». Она же – «Приплыли». Почиститься, разгрести дела в офисе, поговорить с Казимировым. И ждать суда. – Пойду в номер. – Лёник зевает. – Родителям помочь надо. На горизонте появляется Гена. Понятно. Встреча боевых друзей на Эльбе. Лёник засовывает ладони в карманы треников и гордо удаляется. – Привет! – Генка хватает меня за руку, мнет ладонь. – Что это он убежал? – Не знаю. Тебе, наверное, обрадовался. – Странный он, этот, твой. Ребята говорили, я еще тебе хотел сказать, ходит, что-то следит. За нами, за тобой. Наши хотели с ним поговорить, нет, чисто поговорить, я сказал, что не надо, это ее брат. Он тебе брат ведь? – А что? – Не похожи. – У нас отцы разные. И матери, мой милый. Но тебе это знать не обязательно. Вспоминаю, как бежали вчера с Лёником под ливнем. Вымокли как собаки. Вернулись, а горячую воду отключили, душа нет. Грелись феном. – Сегодня уезжаете? Киваю. – Лена… – Что? На озере волны. Кусты облепихи, катамаран на цепи качается. «Чем там кончилось, Лёнь? Ну, скажи, чем?» Льет дождь. Лежим. Лёнька рядом, с мокрой головой. Мама с папой в фойе, там телевизор, взрослые. «Лёнечка, ну что там было? Ты всегда расскажешь до интересного и бросаешь!» «Потому что ты дурацкие вопросы задаешь». «Какие я дурацкие вопросы?» «На балконе». На балконе мы были недолго. Лёник сказал, что должен постоять под дождем. Я попросилась с ним. Было темно, мокро и щекотно, дождь был теплым. Что я его спросила? Ничего не спросила. Один вопрос задала, и все. Специально выдумывает, чтобы не рассказывать. «Лёнь, ну что там эта вампира сделала?» «Ничего». «Совсем? Она больше не выходила из двери? Так и сидела до пенсии, да?» Лёник хмыкает, но молчит. «А я знаю, – подвигаясь к нему, – она исправилась. Исправилась?» «Вампиры не могут исправиться, – говорит Лёник, берет мою руку и притягивает к своей голове. – Потрогай, мокрая еще?» «Мокрая. А почему не могут исправиться? Они что… Они как фашисты, да?» «Они хуже! – Лёник вытирает голову. – Фашисты никогда не бывают бессмертными. Вообще! Сбросить на них бомбу, и все. И танками, и пулеметами их: та-та-та! Ложись!» Хватает подушку, швыряет в меня. Ах, так! Ну, держись… «Чур, я за красных!» – бросаю подушку обратно. «Вы – за красных обезьян! А мы за красных офицеров! Ба-бах!» «Ай, отпусти! Ну больно!» «А ты… не щекотайся! Глупая красная обезьяна… ты… нарушаешь правила!» Мы барахтаемся на ковре. Лицо Лёника становится серьезным. Поднимается, садится на кровать: |