Онлайн книга «Десантно-штурмовая бригада. Непридуманный Афган»
|
Да и было на что отвлечься пытливому взору. Как же интересно было наблюдать за поведением четырех офицеров, сидевших в самом конце самолета! Как они отвернулись, сев в самолет, так ни один и не повернулся в нашу сторону, никак не отреагировал на дебош в салоне. Как будто и не происходит ничего. Как в детской игре: «Я в домике!». Странно? Это как сказать. Полный самолет 20-летних пацанов, которые два года воевали и которых еще и на три месяца позже домой отпустили. Вы бы поперли против них? Я бы – нет. Вот и те офицеры тоже. К тому же не могли они не знать, что на солдатском-то жаргоне офицеров «шакалами» звали. Дело, конечно, прошлое, да и не все так однозначно. Но из песни слов не выкинешь… И много у кого за два года к офицерам вопросы накопились. Попался б мне там, в самолете, под руку замполит наш ротный – один бы из нас точно до Союза не долетел. В общем, был у офицеров этих резон в «ничего не вижу, ничего не слышу» поиграть. А вот один из пилотов в какой-то момент пытался вмешаться. Выскочил в салон, орет: – Ну-ка прекратить! А никто внимания не обращает. Он это видит и заводится: – Прекратить! Буду стрелять! Даже за кобуру схватился. И вот этим-то внимание к себе привлек: – Вот ты напугал, мужик! Давай, стреляй! Больше ничего пилот не кричал. То ли просто плюнул он на эту канитель, то ли понял, что глупость сморозил – нашел кого стрельбой пугать. Ушел, и больше мы его до посадки не видели. Да вскоре и потасовка вдруг сама собой утихла. Как-то резко все пришли в себя. Как будто опомнились. Примолкли, расселись. Вроде как и не было ничего. Если б только не пол в самолете, весь обрывками усыпанный… И как раз в этот момент по внутренней связи объявили, что мы пересекли границу Союза Советских Социалистических республик. Только почему-то никто в этот момент ни береты в воздух не стал подбрасывать, ни обниматься. Выплеснулись уже все, что ли, эмоционально? В общем, как покидал я пределы Родины без особой помпы, так и назад вернулся в не самом радужном настроении. И забыл бы я этот неприятный инцидент при долгожданном возвращении на Родину после долгой разлуки, да вот не дали. И кто не дал? Свои же родные афганские летуны… Приземляемся в Ташкенте. Вот тут бы и случиться радостной и светлой встрече с Родиной. Вот тут бы броситься мне к ней в объятия. Уж не знаю, стал ли бы я бетон полосы взлетной целовать, но выйти с чувством на родную землю хотелось. Но тут пилоты по громкой связи объявили: – При посадке мы забрали у нескольких из вас военные билеты. И пока в самолете не будет наведен порядок, назад вы их не получите… И еще добавили, что остаться могут только те, кто без военников. Остальные должны выходить и следовать на таможню… Вашу мать! Вот нельзя было как-то по-другому придумать? Надо же было так обосрать возвращение домой! Вот он почему так быстро «сдулся», пилот-то. Не стал нас особо успокаивать, к порядку призывать. Видать, не первый у них такой случай был. И подготовились они. Заложников, так сказать, взяли… Я в бешенстве! Я отхерачил два года! Два года ползал по долбаным горам! Два года каждый день мог сдохнуть! Два года мечтал об этом дне, об этой минуте! И теперь, когда все уже почти кончилось, в эту самую минуту, меня так. Ну не суки?! Но причитать и злиться было некогда. За железным бортом самолета был СОЮЗ! Он ждал и манил! Он отвлекал от любых грустных мыслей… Ладно, преодолеем еще одно, последнее препятствие на пути домой. Уж сколько их было и каких. Прорвемся… Оглядываюсь вокруг, оценивая обстановку. В самолете нас человек 10. Шесть десантников и четверо бойцов в фуражках и с черными погонами. Ну что ж, парни, жизнь есть жизнь, и в ней свои законы. Не ваш день сегодня. Каким бы иезуитским не был расчет пилотов, но он безупречен. Бойцы и сами уже все поняли. Опустились на корточки и начали собирать с пола следы недавней потасовки и обрывки ее результатов. Мы разбираем себе каждый по «подопечному» и начинаем «придавать ускорения»: – Ты че нерезкий такой! Резче шуршим, тело! Около моих сапог, передвигаясь на корточках, собирает мусор низкорослый, щуплый паренек. Какой-то прямо подросток совсем. Покорный и бессловесный. Меня даже как-то удивляет его покорность. И даже где-то раздражает… Но еще больше раздражает, что наши-то все уже на свободе, а я тут за ними говно подбираю! Хотя сам-то в раскулачивании участия не принимал. И вот все это раздражение вкладываю в несильный, но концентрированный пинок: – Резче давай, тело! В этот момент мальчишечка оборачивается ко мне, не вставая с корточек… …и я сначала вижу его саперные эмблемы… …а потом медаль «За отвагу!»… …и нашивку за ранение… Твою мать… Меня как током пробило. Что ж я творю-то? Мы ж, считай, на гражданке уже! А это все там осталось, там! «Шнуры» – «дембеля», «солдаты-шакалы», «десантура-соляра». И я ж ведь знаю, что за работа у саперов, что за война. И он, как и я там, каждый день…. Это я додумываю, уже сидя рядом с ним на корточках. В четыре руки мы быстро дособираем оставшийся мусор. Наши парни смотрят на меня удивленно, но не вмешиваются. Забираем у пилотов наши военные билеты. Выходим из самолета. Я не прошу у него прощения – не могу так быстро перестроиться. Я вообще не могу найти в себе сил ему что-то сказать. Стыдно мне, блин, стыдно… Вот так я и оказался наконец дома. Так вернулся из Афгана. Я так рвался сюда. Я так рвался оттуда. |