Книга Летчицы. Люди в погонах, страница 48 – Николай Потапов

Офицер штаба, обидевшись на комбата, уехал на пункт управления огнем, где и пробыл до конца стрельб.

По итогам стрельб две роты получили оценку «хорошо», одна – «удовлетворительно».

– А могли бы все роты получить пятерки! – не без ехидства заметил штабной офицер, когда они возвращались в гарнизон, на что комбат спокойно ответил:

– Мне не нужны липовые пятерки. Мне нужны хорошо обученные, тактически грамотные танкисты. Я их готовлю не для парада, для боя. А в бою танки противника по рельсам ходить не будут.

– Прикажете так и доложить командиру полка? – посмотрел штабист строго.

– Да, так и доложите…

В мастерских Мышкин во все вникал сам. Звонил на склад, просил запчасти, которых всегда отпускали мало, и их не хватало. Осматривал танки, проверял спецодежду и оружие. О готовности батальона к учению он должен был доложить еще в четверг, однако вот уже заканчивалась пятница, а несколько танков были неисправны, и требовалось два-три дня, чтобы привести их в порядок.

«Разрешит ли Кочаров работать в субботу и в воскресенье? – раздумывал он, выходя из мастерской. – Выходные есть выходные. Люди тоже должны отдохнуть, особенно перед учением».

Мышкин сам не любил привлекать людей к работе в выходные дни и осуждал тех, кто это делал иногда без особой надобности, а просто, как некоторые шутили, «чтобы служба не казалась медом».

Обращаться к Кочарову с такой просьбой он не захотел, хотя и был уверен, что тот разрешит. Не хотелось обращаться Мышкину по другой причине: не сложились у него с ним отношения. Он чувствовал, что Кочаров к нему излишне придирчив, распекает порой за такую мелочь, на которую можно было бы указать спокойно, без нажима. Неодобрительно относился Кочаров и к некоторым его методам подготовки танкистов, называя это очередным «чудачеством Мышкина».

В курилке Мышкин увидел танкистов. Они только что вышли покурить, и командир танка сержант Краснов предупреждал их:

– На перекур – пять минут.

Молодой солдат, с широким восточным лицом, недовольно сморщил лоб:

– Мало, командир. Десять давай.

– Хватит, Искендеров, накуришься. Столько работы! – ответил ему сержант, смахивая с комбинезона прилипший комочек глины.

Но тут другой солдат, невысокого роста, загорелый, с черной полоской кавказских усов, незаметно подмигнув Искендерову и потушив ироническую улыбку, заметил:

– Работа не ишак, в горы не уйдет.

– Верно, Матисян, – подхватил Искендеров. – Мал-мал отдохнуть надо. В запасе у нас вся ночь.

– Ночью положено спать, Камал, – сладко зевнул Матисян.

– Разговорчики! Положено, не положено… – беззлобно оборвал их Краснов. – Комиссия из Москвы приехала. Надо, чтобы в парке блестело все, и танки были на ходу. А вам лишь бы поспать да покурить…

Рослый, худой ефрейтор Лацис, с виду тихий, застенчивый, пригладив рукой светлые волосы, добавил:

– Говорят, такие дотошные! Накопают…

По дороге мимо парка шли строем солдаты, пели песню. Матисян завистливо посмотрел им вслед, вздохнул:

– Ребята в кино пошли, а мы в парке загораем.

Краснов промолчал, он и сам собирался в кино, где условился встретиться с девушкой, да, видно, не придется.

«Что поделаешь? Служба есть служба. Похоже, с танками провозимся и сегодня, и завтра», – подумал он.

– И все из-за тебя, долговязый Ян! – услышал Краснов голос Матисяна, будто тот прочитал его мысли.

Лацис поднял белесые глаза.

– Почему из-за меня? Двигатель забарахлил…

– Двигатель забарахлил! – угрюмо скривил губы Матисян.

– А если двигатель скиснет во время учений? Тогда что? Танк на себе тащить? – с удивлением посмотрел на него Лацис.

Матисян недовольно махнул рукой, а Искендеров глухо проворчал:

– Оставь его, Арам. Это же фанатик. Разреши – он и койка своя в танк поставит, спать там будет. Спорить с ним, что дым решетом из кишлака носить, – и, довольный своей шуткой, тихо засмеялся.

Неподалеку от них находился стенд передовиков учебы. Искендеров, кивнув на стенд, не без ехидства заметил:

– Завидую. Почет, уважение… А тебя, Лацис, почему-то там не вижу?

– Если бы не фокусы Матисяна, мог и наш экипаж там красоваться, – проговорил Лацис, вытаскивая из пачки сигарету.

Матисян вспылил, в глазах запрыгали злые огоньки.

– Опять Матисян! Что я тебе, соли на язык насыпал? Какие мои фокусы?

– А в самоволку бегал? Пять суток за это получал?

– Вай, вай! Вспомнил! – вскинул к небу руки Матисян. – Когда это было? Еще зимой, по первому снегу.

– Мы-то забыли, да начальство не забывает, – подал голос Краснов, прислушиваясь к спору солдат.

Матисян сдвинул густые черные брови:

– Один раз ходил, а шуму…

– Шуметь у нас умеют… – многозначительно произнес Искендеров.

Лацису не по душе была изворотливость Матисяна, уж кто-кто, а он-то, Лацис, знает, сколько раз ходил Матисян в самоволку, койки в казарме рядом стоят, поэтому сказал:

– Один раз засекли. Бегал больше. Я-то знаю…

Краснов возмущенно передернул плечами. «Оказывается, Матисян обманывает, ходит в самоволку, а я, их командир, ничего об этом не знаю. Лацис тоже хорош! Знает и молчит». Повернувшись к Лацису, строго спросил:

– А почему скрывал?

Лацис растерялся, проговорил в сторону:

– Каждый раз слово нам давал, что это последний раз. Верили ему.

– И ты, выходит, знал? – обратился Краснов к Искендерову.

Тот опустил глаза:

– Мал-мал знал…

«Мал-мал знал… – мысленно передразнил его Краснов, досадуя все больше и больше. – Ну и экипаж подобрался!» А вслух сказал:

– Ох, добегаешься, Матисян! Схлопочешь гауптвахту на всю катушку. Это в лучшем случае, а то и в дисбат угодишь, понял?

Не ожидая, что спор о танке переметнется на него и примет такой оборот, Матисян решил свести разговор к шутке:

– Ну было… Если бы вы ее видели! Джоконда! А улыбка… А глаза… Голубые-голубые… Попробуй тут усиди…

Искендеров насмешливо вытянул голову, закатил глаза, печальным голосом произнес:

– Ты тоже хорош! Наводчик называется, – улыбнулся Лацис. – Раз – в цель, два – мимо.