Онлайн книга «Летчицы. Люди в погонах»
|
– Вот даже как!. Батальон отличный, а с техникой плохо? – Говорю то, что есть, – пожал плечами Мышкин, будто он виноват в том, что у Полякова плохо с танками. – С виду шик, блеск… А копнули как следует – столько дефектов обнаружили. – Проверю… – недовольно проговорил Кочаров, все еще не веря в то, что услышал от Мышкина. – Поляков – командир опытный. А про себя подумал: «Завидуешь Полякову, что держит первое место в полку, вот и сочиняешь про него небылицы». И пристально посмотрел на Мышкина. – Если бы свои танки так смотрели! – Мы и свои так смотрим, товарищ полковник. Мышкин знал, что командиру полка такой доклад не по душе, что всякий негативный разговор о Полякове, к которому Кочаров имел почему-то особое расположение, вызывает в нем раздражение, внутренний протест, будто Полякова и в самом деле хотят незаслуженно очернить, унизить. – Когда доложите о готовности к учению? – спросил Кочаров строго. – Осталось два танка. Разрешите работать и завтра? – Разрешаю. Учтите, состояние танков проверю сам. Мышкин обрадованно сказал: «Есть!», мешковато повернулся кругом, зашагал в парк. Растокин в их разговор не вмешивался, но, когда комбат ушел, он как бы мимоходом обронил: – Заботливый, видно, командир. – Заботливый… – вяло согласился Кочаров и тут же поправился. – Но уж очень медлительный. Копается, копается… – Глубоко копает – может, поэтому? – Расторопности маловато, – досадливо махнул рукой Кочаров. – Больше инженер, чем командир. Только и знает: запчасти, техника… – А что ж тут плохого? – возразил Растокин. – Командир должен знать технику не хуже инженера. – Валентин Степанович, дорогой мой человек, командир есть командир. Дана власть, требуй с подчиненных, руководи, да так, чтобы тебя видно было и слышно. А он демагогию развел: запчастей нет, пока пробили, достали… Ему бы хозяйственником быть, не командиром. За свою долгую службу Растокин повидал немало командиров, поэтому имел полное основание сказать ему: – Видишь ли, Максим, есть разные люди… Одни работают без шума, без позы, дело свое делают добротно, основательно, крепко. А другие – больше бьют на эффект, на показ. Таких мало, но есть. Эти «показухины» рано или поздно все равно провалят дело. Хотя бывает, и в пример их ставят, даже по службе выдвигают, пока, конечно, не поймут, что они из себя представляют на самом деле. Эти рассуждения Растокина насторожили Кочарова. Да и его тон, взгляд, будто пронизывающий насквозь, безадресные, но колкие намеки, вызвали раздражение, внутренний протест. По докладам своих подчиненных он уже знал, что Растокин и приехавшие с ним офицеры придирчиво проверяют штабные документы, планы наземной подготовки, подолгу беседуют с офицерами, солдатами, старательно записывают что-то в свои блокноты. И, чтобы предотвратить или, по крайней мере, смягчить возможную критику с их стороны тех или иных недостатков, которые они, несомненно, найдут в полку, он не стал особенно возражать сейчас Растокину, примирительно сказал: – Ну ты уж слишком, Валентин… – Говорю так, как бывает иногда в жизни. К ним подошел Рыбаков – заместитель командира полка по политчасти, молодой майор, подтянутый, стройный, с открытым, добрым русским лицом. Но сейчас он был чем-то расстроен и выглядел сумрачным. – Ты чего, комиссар, загрустил? – спросил его Кочаров, вкладывая в слово «комиссар» особую сердечность и теплоту. Рыбаков поднял на него грустные глаза, с горечью произнес: – Радоваться пока нечему. Беспокоит состояние танков. И в первом батальоне, и во втором. – Но комбаты еще вчера доложили о готовности, все, кроме Мышкина? – Доложить, Максим Иванович, обо всем можно. Язык, как говорят, без костей… А ответственности кое у кого за дела, за правдивость докладов пока еще, видно, не хватает. – Он замолчал, говорить ему об этом было тягостно и больно. Но он приучил себя всегда быть откровенным, высказывать все начистоту, без всяких оговорок и недомолвок, хотя и не всегда эта откровенность приходилась по душе собеседнику. Вот и сегодня, анализируя причину низкого технического состояния танков, он видел в этом вину не только комбатов, которые не проявили должной настойчивости и распорядительности при организации работ, но вину и командования полка, штаба, плохо спланировавших подготовку батальонов к учению. Об этом он и сказал Кочарову: – Мы сами виноваты, Максим Иванович. Затянули стрельбы на полигоне, времени на подготовку техники дали мало. Вот и результат… Я вам говорил об этом. Кочаров с обидой подумал: «Молод еще учить, дорогой комиссар, и паникуешь ты зря…» – Только без паники, Виктор Петрович. Надо – будут сутками работать, без выходных. По лицу Рыбакова скользнула грустная тень. – Это не выход, Максим Иванович, работать сутками, без выходных… – Мы не в бирюльки играли, на стрельбах были, план выполняли, – повысил голос Кочаров. – Одно другому не мешает, если делать все по-разумному, без авралов… – Почувствовав, что Кочаров вот-вот сорвется, Рыбаков закончил: – А комбат Поляков только заверяет: устраним, сделаем, учтем, исправим… Решили на парткоме его послушать. Кочаров покрутил побагровевшей шеей, сдавленно произнес: – Не торопись… Партком – дело серьезное. Я с ним сам поговорю, – и, отбросив в сердцах попавший под ногу камешек, добавил: – Вот что, Виктор Петрович, передай дежурному, пусть вызовет комбатов в штаб. Кое-кому будем вправлять мозги. Рыбаков машинально поправил галстук, фуражку, уходя, сдержанно заметил: – Мозги у них, Максим Иванович, на месте. Вправлять не надо. А поговорить, конечно, стоит. Только предлагаю вместе с комбатами пригласить и замполитов. – Согласен… – кивнул Кочаров без видимой охоты. Рыбаков направился к дежурному по парку. Кочаров досадливо смотрел на удаляющегося Рыбакова, вытирал платком шею. – Вот так иногда бывает, Валентин. Думаешь, к учению все готово, осталось только подать команду «По машинам!» и вперед… А тут один с претензией, другой… – Они молодцы… – тихо проговорил Растокин. Ему нравились и неторопливый, мужиковатый Мышкин, и этот сухощавый, прямой и твердый Рыбаков. – Критиковать, Валентин, легче… Я не тебя, конечно, имею в виду, а таких, как Мышкин, Рыбаков… А вот, когда всю эту махину на своих плечах держишь… – указал он рукой на парк, мастерские, казармы. – Ты сам был командиром полка, испытал, знаешь, что это такое. – Испытал… – вдруг рассмеялся Растокин. – Но дороги гравием у меня не посыпали. – Ты это о чем? – поднял на него сухие глаза Кочаров. – Будто и не знаешь? О зимнем учении говорю. Чтобы танки не буксовали на подъемах, дороги заранее посыпали гравием. |