Книга Хозяин шелковой куклы, страница 45 – Анна Князева

– А как насчет того, чтобы потрогать? – поинтересовалась Дайнека.

– Священнослужители никого и близко не подпускают. Стеклянный гроб постоянно закрыт. Видеть Бернадетту можно только через стекло. Многие ученые считают, что такая поразительная сохранность лица – дело рук искусного скульптора, который по заданию святой церкви сделал для Бернадетты маску из воска. – Лоредана выразительно огляделась. – Но как быть с ее руками? Они прекрасны и безупречны, так же как и лицо. Конечно, руки тоже можно сделать из воска, но для этого нужно убрать настоящие. С телом святой священнослужители никогда не осмелятся поступить таким образом.

– К ней никто никогда не прикасался?

– До того как святую Бернадетту выставили на всеобщее обозрение, ее тело лежало в склепе, в обыкновенном гробу на протяжении тридцати лет. Прежде чем канонизировать и причислить к лику святых, трижды проводилась эксгумация и осмотр ее тела. Все три раза оно оставалось нетленным.

– Кто этим занимается?

– Специальная комиссия Ватикана, которая называется Конгрегацией по вопросам святости. В их присутствии проводится эксгумация тела, по результату осмотра они регистрируют степень его сохранности.

– Вы действительно верите, что за сто сорок лет Бернадетта не превратилась в тлен?

– Я верю только науке и логическим объяснениям. – Лоредана выразительно повела глазами, потом их опустила. – Но также я видела документы с заключением комиссии. Есть случаи, которые не подчиняются законам науки.

Услышав от Дайнеки перевод слов Лореданы, Влад Пилевский коротко высказался:

– Бред какой-то, ей-богу!

– Можете рассказать о других случаях? – поинтересовалась Дайнека.

– Тело святой Зиты в Лукке, которому семь сотен лет. Его мне удалось осмотреть. Оно не так хорошо сохранилось, но, по моему мнению, мумификация произошла естественным путем высыхания в благоприятных условиях. Бальзамирования точно не было. На теле нет никаких разрезов.

– Вы сказали – разрезов?

Лоредана кивнула:

– В случае бальзамирования на шее делают разрез, в артерию вставляют катетер, чтобы проникнуть в кровеносную систему, и через него заливают бальзамирующую жидкость. В современных технологиях – около одиннадцати литров. Она заменяет кровь, обеззараживает и сохраняет мертвое тело. Зачатки такого бальзамирования появились лет через шестьсот после упокоения святой Зиты.

– Значит, существует только два способа сохранения нетленности тела? – заинтересовался Сальваторе ди Скьяра. – Естественная мумификация и бальзамирование с помощью специальных химических средств?

– Нет, не только, – возразила Лоредана. – Существует еще один, третий вариант, который происходит сам по себе и называется – омылением. Он мало изучен. В этом случае жир превращается в так называемый «жировоск». Он каким-то необъяснимым образом сохраняет нетленность, при этом тело не теряет своего веса. Примером омыления может служить тело святой Терезы. Когда перед канонизацией ее достали из могилы… А она пролежала там пятьдесят лет. Так вот, святая Тереза была словно живая.

Дверь библиотеки с треском открылась, и все присутствующие испуганно обернулись. На пороге стоял растрепанный Джедже в обнимку с куклой.

– Что такое? – спросил Сальваторе. – Надеюсь, Альма здорова?

– У нее болит голова. – Джедже подтащил куклу к дивану и, усадив, сел рядом с ней.

Лоредана выразительно взглянула на Сальваторе, но тот ее успокоил:

– Все в порядке. – А потом оглядел Джедже. – Где ты так перепачкался?

Стащив с волос клок паутины, Джедже умиротворенно вздохнул:

– Мы с Альмой ходили в гости к Красивой Даме.

– Куда?

– К одной нашей знакомой.

– Зачем?

– Потанцевать в круглом зале. Когда стемнело, мы возвратились. – Увидев на столе сигары, он взял одну и предложил ее кукле: – Закуришь? – Не дождавшись ответа, огорчился. – У моей Альмы болит голова.

Шелковая кукла сидела на диване с невозмутимым лицом. Разглядев лицо и отметив, насколько оно уродливо, Дайнека предположила, что Джедже считает куклу красавицей.

– Что он сказал? – спросила Настя.

Дайнека перевела и потом замолчала.

– По дороге в зал нам встретился один человек, – сказал Джедже и бережно обнял куклу. – Альма испугалась.

– Чужой? – удивился Сальваторе. – Вечно ты что-то выдумываешь. Вы наверняка бродили в заброшенной части замка. Откуда там взяться чужому? – Он усмехнулся. – Там даже свои не бывают.

– Я не глупый! – выкрикнул Джедже на высокой, звенящей ноте.

– Никто тебя не считает глупым. – Сальваторе обернулся к распахнутой двери: – Кто-нибудь, уведите его в комнату.

Двое слуг подхватили Джедже под руки и вывели прочь. Третий взял на руки Альму.

– Театр абсурдов, – бросила Настя.

– Абсурда…

– Что?

Дайнека повторила:

– Правильно говорить: театр абсурда ^[27]. Хотя, по сути, ты права.

– Вот и не умничай, – зло прошипела Настя.

Лоредана встала с кресла. У нее отпала охота к разговорам, она подошла к шкафам:

– Что это?

– Архивы принцессы Франчески, – сказал Сальваторе.

– Обожаю рыться в архивах. – В предвкушении интересного Лоредана потерла руки. – Позволите в них заглянуть?

– Утром я позвоню принцессе. Думаю, она разрешит.

– Тогда я ухожу спать. Скорее бы наступило завтра! – Сказав эти слова, Лоредана удалилась. Вслед за ней ушли Савелий и Настя. Дайнека заметила, как заговорщицки они переглядывались. Ей было гадко, но она ничего не могла поделать. Вслед за ними библиотеку покинул Алекс.

Простившись с Сальваторе, Дайнека отправилась к себе. До комнаты ее проводил Влад Пилевский. Но как только он ушел, в дверь постучали. Дайнека открыла, не спросив, полагая, что Влад зачем-то вернулся. Однако увидела на пороге Алекса. Он шагнул навстречу, схватил Дайнеку за плечи, притянул к себе и жадно поцеловал в губы. Оттолкнув его от себя, Дайнека с треском захлопнула дверь. Но позже призналась, что сделала не то, чего хотела на самом деле.

Перед тем как улечься в постель, Дайнека вышла на балкон: смотрела на темнеющие в парке деревья, слушала уханье птиц и думала о том, что она как спящая принцесса из сказки. Явился принц, поцеловал в губы и разбудил.

– Прости меня, Джамиль, – прошептала Дайнека. – Я не забыла тебя. Я все так же тебя люблю.

А потом с горечью подумала: «Нет мне прощения».