Онлайн книга «Восемь лучших произведений в одной книге»
Вернувшись, Димка увидел, что незнакомец лежит, закрыв глаза, и шевелит слегка губами, точно разговаривая с кем во сне. Димка тронул его за плечо, и, когда тот, открыв глаза, увидел перед собой стоящего мальчугана, что-то вроде слабой улыбки обозначилось на его пересохших губах. Напившись, уже ясней и внятней незнакомец спросил: — Красные далеко? — Далеко. И не слыхать вовсе. — А в городе? — Петлюровцы, кажись… Поник головой раненый и спросил у Димки: — Мальчик, ты никому не скажешь? И было в этой фразе столько тревоги, что вспыхнул Димка и принялся уверять, что не скажет. — Жигану разве! — Это с которым вы бежать собирались? — Да, — смутившись, ответил Димка. — Вот и он, кажется. Засвистел соловей раскатистыми трелями. Это Жиган разыскивал и дивился, куда это пропал его товарищ. Высунувшись из дыры, но не желая кричать, Димка запустил в него легонько камешком. — Ты чего? — спросил Жиган. — Тише! Лезь сюда… Надо. — Так ты позвал бы, а то на-ко… камнем! Ты б еще кирпичом запустил. Спустились оба в дыру. Увидев перед собой незнакомца и темный револьвер на соломе, Жиган остановился, оробев. Незнакомец открыл глаза и спросил просто: — Ну что, мальчуганы? — Это вот Жиган! — И Димка тихонько подтолкнул его вперед. Незнакомец ничего не ответил и только чуть наклонил голову. Из своих запасов Димка притащил ломоть хлеба и вчерашнюю колбасу. Раненый был голоден, но сначала ел мало и больше всего тянул воду. Жиган и Димка сидели почти все время молча. Пуля зеленых прохватила человеку ногу; кроме того, три дня у него не было ни глотка воды во рту, и измучился он сильно. Закусив, он почувствовал себя лучше, глаза его заблестели. — Мальчуганы! — сказал он уже совсем ясно. И по голосу только теперь Димка еще раз узнал в нем незнакомца, крикнувшего Головню: «Не сметь!» — Вы славные ребятишки… Я часто слушал, как вы разговаривали… Но если вы проболтаетесь, то меня убьют… — Не должны бы! — неуверенно вставил Жиган. — Как, дурак, не должны бы? — разозлился Димка. — Ты говори: нет, да и все… Да вы его не слушайте, — чуть ли не со слезами обратился он к незнакомцу. — Ей-богу, не скажем! Вот провалиться мне, все обещаю… Вздую… Но Жиган сообразил и сам, что сболтнул он что-то несуразное, и ответил извиняющимся тоном: — Да я, Дим, и сам… что не должны значит… ни в коем случае. И Димка увидел, как незнакомец улыбнулся еще раз. …За обедом Топ сидел-сидел да и выпалил: — Давай, Димка, гвоздь, а то я мамке скажу, что ты койбасу воробушкам таскал. Димка едва не подавился куском картошки и громко зашумел табуреткой. К счастью, Головня не было, мать доставала похлебку из печки, а бабка была туговата на ухо. И Димка проговорил шепотом, подталкивая Топа ногой: — Дай пообедаю, у меня уже припасен. «Чтоб тебе неладно было, — думал он, вставая из-за стола. — Потянуло же за язык». После некоторых поисков выдернул он в сарае из стены здоровенный железный гвоздь и отнес Топу. — Большой больно, Димка! — ответил Топ, удивленно поглядывая на толстый и неуклюжий гвоздь. — Что большой? Вот оно и хорошо, Топ. А чего маленький: заколотишь сразу — и все. А тут долго сидеть можно: тук, тук!.. Хороший гвоздь! Вечером Жиган нашел у Онуфрихи кусок чистого холста для повязки. А Димка, захватив из своих запасов кусок сала побольше, решился раздобыть йоду. …Отец Перламутрий, в одном подряснике и без сапог, лежал на кушетке и с огорчением думал о пришедших в упадок делах из-за церкви, сгоревшей от снаряда еще в прошлом году. Но, полежав немного, он вспомнил о скором приближении храмового праздника и неотделимых от него благодаяниях. И образы поросятины, кружков масла и стройных сметанных кринок дали, по-видимому, другое направление его мыслям, потому что отец Перламутрий откашлялся солидно и подумал о чем-то, улыбаясь. Вошел Димка и, спрятав кусок сала за спину, проговорил негромко: — Здравствуйте, батюшка. Отец Перламутрий вздохнул, перевел взгляд на Димку и спросил, не поднимаясь: — Ты что, чадо, ко мне или к попадье? — К ней, батюшка. — Гм… А поелику она в отлучке, я пока за нее. — Мамка прислала. Повредилась немного, так поди, говорит, не даст ли попадья малость йоду. И пузырек вот прислала махонький. — Пузырек… Гм… — с сомнением кашлянул отец Перламутрий. — Пузырек что?.. А что ты, хлопец, руки назади держишь? — Сала тут кусок. Говорила мать, если нальет, отдай в благодарность… — Если нальет? — Ей-богу, так и сказала. — Охо-хо, — проговорил отец Перламутрий, поднимаясь. — Нет, чтобы просто прислать, а вот: «если нальет»… — И он покачал головой. — Ну, давай, что ли, сало… Старое! — Так нового еще ж не кололи, батюшка. — Знаю и сам, да можно бы пожирнее… хоть и старое. Пузырек где?.. Что это мать тебе целую четверть не дала? Разве ж возможно полный? — Да в нем, батюшка, два наперстка всего. Куда же меньше? Батюшка постоял немного, раздумывая. — Ты скажи-ка, пусть лучше мать сама придет. Я прямо сам ей и смажу. А наливать… к чему же? Но Димка отчаянно замотал головой. — Гм… Что ты головой мотаешь? — Да вы, батюшка, наливайте, — поспешно заговорил Димка, — а то мамка наказывала: «Как если не будут давать, бери, Димка, сало и тащи назад». — А ты скажи ей: «Дарствующий да не печется о даре своем, ибо будет пред лицом Всевышнего дар сей всуе». Запомнишь? — Запомню!.. А вы все-таки наливайте, батюшка. Отец Перламутрий надел на босу ногу туфли — причем Димка подивился их необычайным размерам — и, прихватив сало, ушел с пузырьком в другую комнату. — На вот, — проговорил он, выходя. — Только от доброты своей… — И спросил, подумав: — А у вас куры несутся, хлопец? — От доброты! — разозлился Димка. — Меньше половины… — И на повторный вопрос, выходя из двери, ответил серьезно: — У нас, батюшка, кур нету, одни петухи только. Между тем о красных не было слуху, и мальчуганам приходилось быть начеку. И все же часто они пробирались к сараям и подолгу проводили время возле незнакомца. Он охотно болтал с ними, рассказывал и шутил даже. Только иногда, особенно когда заходила речь о фронтах, глубокая складка залегала возле бровей, он замолкал и долго думал о чем-то. |