Онлайн книга «Восемь лучших произведений в одной книге»
— Горпина, а Горпина, или у нас завтра воскресенье будет? — Что ты, старый! — недовольно ответила перепачканная в муке Горпина. — Разве же после среды воскресенье бывает? — О то ж и я так думаю… И усомнился дед Захарий, не напрасно ли он крест на голову положил и не худой ли какой это звон. Набежал ветерок, колыхнул чуть седую бороду. И увидел дед Захарий, как высунулись чего-то любопытные бабы из окошек, выкатились ребятишки из-за ворот, а с поля донесся какой-то протяжный, странный звук, как будто заревел бык либо корова в стаде, только еще резче и дольше. Уо-уу-ууу… А потом вдруг как хрястнуло по воздуху, как забухали подле поскотины выстрелы… Захлопнулись разом окошки, исчезли с улиц ребятишки. И не мог только встать и сдвинуться напуганный старик, пока не закричала на него Горпина: — Ты тюпайся швидче, старый дурак! Или ты не видишь, что такое начинается? А в это время у Димки колотилось сердце такими же неровными, как выстрелы, ударами, и хотелось ему выбежать на улицу узнать, что там такое. Было ему страшно, потому что побледнела мать и сказала не своим, тихим, голосом: — Ляг… ляг на пол, Димушка. Господи, только бы из орудиев не начали! У Топа глаза сделались большие-большие, и он застыл на полу, приткнувши голову к ножке стола. Но лежать ему было неудобно, и он сказал плаксиво: — Мам, я не хочу на полу, я на печку лучше. — Лежи, лежи! Вот придет гайдамак… он тебе! В эту минуту что-то особенно здорово грохнуло, так что зазвенели стекла окошек, и показалось Димке, что дрогнула земля. «Бомбы бросают!» — подумал он и услышал, как мимо потемневших окон с топотом и криками пронеслось несколько человек. Все стихло. Прошло еще с полчаса. Кто-то застучал в сенцах, изругался, наткнувшись на пустое ведро. Распахнулась дверь, и в хату вошел вооруженный Головень. Он был чем-то сильно разозлен, потому что, выпивши залпом ковш воды, оттолкнул сердито винтовку в угол и сказал с нескрываемой досадой: — Ах, чтоб ему!.. Утром встретились ребята рано. — Жиган! — спросил Димка. — Ты не знаешь, отчего вчера… С кем это? У Жигана юркие глаза блеснули самодовольно. И он ответил важно: — О, брат! Было у нас вчера дело… — Ты не ври только! Я ведь видел, как ты сразу тоже за огороды припустился. — А почем ты знаешь? Может, я кругом! — обиделся Жиган. Димка сильно усомнился в этом, но перебивать не стал. — Машина вчера езжала, а ей в Ольховке починка была. Она только оттуда, а Гаврила-дьякон в колокол: бум!.. — сигнал, значит. — Ну? — Ну вот и ну… Подъехала к деревне, а по ней из ружей. Она было назад, глядь — ограда уже заперта. — И поймали кого? — Нет… Оттуда такую стрельбу подняли, что и не подступиться… А потом видят — дело плохо, и врассыпную… Тут их и постреляли. А один убег. Бомбу бросил ря-адышком, у Онуфрихиной хаты все стекла полопались. По нем из ружей кроют, за ним гонятся, а он через плетень, через огороды, да и утек. — А машина? — Машина и сейчас тут… только негодная, потому что, как убегать, один гранатой запустил. Всю искорежил… Я уж бегал… Федька Марьин допрежь меня еще поспел. Гудок стащил. Нажмешь резину, а он как завоет! Весь день только и было разговоров, что о вчерашнем происшествии. Зеленые ускакали еще ночью. И осталась снова без власти маленькая деревушка. Между тем приготовления к побегу подходили к концу. Оставалось теперь стащить котелок, что и решено было сделать завтра вечером при помощи длинной палки с насаженным гвоздем через маленькое окошко, выходящее в огород. Жиган пошел обедать. Димке не сиделось, и он отправился ожидать его к сараям. Завалился было сразу на солому и начал баловаться, защищаясь от яростно атакующего его Шмеля, но вскоре привстал, немного встревоженный. Ему показалось, что снопы разбросаны как-то не так, не по-обыкновенному. «Неужели из ребят кто-нибудь лазил? Вот черти!» И он подошел, чтобы проверить, не открыл ли кто место, где спрятана провизия. Пошарил рукой — нет, тут! Вытащил сало, спички, хлеб. Полез за мясом — нет! — Ах, черти! — выругался он. — Это не иначе, как Жиган сожрал. Если бы кто из ребят, так тот уж все сразу бы. Вскоре показался и Жиган. Он только что пообедал, а потому был в самом хорошем настроении и подходил, беспечно насвистывая. — Ты мясо ел? — спросил Димка, уставившись на него сердито. — Ел! — ответил тот. — Вку-усно… — Вкусно! — напустился на него разозленный Димка. — А тебе кто позволил? А где такой уговор был? А на дорогу что?.. Вот я тебя тресну по башке, тогда будет вкусно!.. Жиган опешил. — Так это же я дома за обедом. Онуфриха раздобрилась, кусок из щей вынула, здоро-овый! — А отсюда кто взял? — И не знаю вовсе. — Побожись. — Ей-богу! Вот чтоб мне провалиться сей же секунд, ежели брал. Но потому ли, что Жиган не провалился «сей же секунд», или потому, что отрицал обвинение с необыкновенной горячностью, только Димка решил, что в виде исключения на этот раз он не врет. И, глазами скользнув на солому, Димка позвал Шмеля, протягивая руку к хворостине: — Шмель, а ну поди сюда, дрянь ты этакий! Поди сюда, собачий сын! Но Шмель не любил, когда с ним так разговаривали. И, бросив теребить жгут, опустив хвост, он сразу же направился в сторону. — Он сожрал, — с негодованием подтвердил Жиган. — Чтоб ему лопнуть было. И кусок-то какой жи-ирный! Перепрятали все повыше, заложили доской и привалили кирпич. Потом лежали долго, рисуя заманчивые картины будущей жизни. — В лесу ночевать возле костра… хорошо! — Темно ночью только, — с сожалением заметил Жиган. — А что темно? У нас ружья будут, мы и сами… — Вот, если поубивают… — начал опять Жиган и добавил серьезно: — Я, брат, не люблю, чтоб меня убивали. — Я тоже, — сознался Димка. — А то что в яме-то… вон как эти, — и он кивнул головой туда, где покривившийся крест чуть-чуть вырисовывался из-за густых сумерек. При этом напоминании Жиган съежился и почувствовал, что в вечернем воздухе вроде как бы стало прохладнее. Но, желая показаться молодцом, он ответил равнодушно: — Да, брат… А у нас была один раз штука… И оборвался, потому что Шмель, улегшийся под боком Димки, поднял голову, насторожил почему-то уши и заворчал предостерегающе и сердито. |