Книга Тайна графа Эдельмута, страница 50 – Анжелина Мелкумова

Вилли вздохнул. А Бартоломеус продолжал оживленно:

— Должен тебе сказать, один мой знакомый святой юродивый все время слышит голоса. Причем всякий раз голос черта призывает его продать душу. Но мой знакомый тверд и в ответ только показывает кукиш. Для черта это большое огорчение. А поелику хвостатый постоянно донимает беднягу, то тот, если посмотреть, сидит на паперти с вечно сжатыми в кукише пальцами. Святой человек!

— Барти, неужели ты думаешь… — недоверчиво улыбнулся Вилли.

— Несомненно! — горячо затряс головой Бартоломеус. — Несомненно! Голоса слышат только блаженные!

— А ведь я действительно слышал! — ободрился Вилли. Щеки его порозовели и он смущенно улыбнулся. — А было сказано это так…

— Доброе утро, Вилли Швайн!

Однако произнес это не Вилли. И даже не Бартоломеус. А прозвенело это как бы из воздуха, прямо над их головами.

Мурашки поползли по спине у обоих. Несколько мгновений оба стояли, дико озираясь по сторонам. Далее конюшня сотряслась от дикого ржания.

— И-и-хо-хо-хо-хо!.. — задрав морду к потолку, заливался гнедой. — И-и-хо-хо-хо-хо!..

Конь явно сошел с ума.

— И-и-хо-хо-хо-хо! И-и-хо-хо-хо-хо! — Выражая какие-то свои лошадиные чувства, он не переставая громко ржал, топал ногами и в самозабвенном экстазе мотал головой.

— И-и-хо-хо-хо-хо! И-и-хо-хо-хо-хо! И-и-хо-хо-хо-хо!..

Ей-ей, вспоминал смешной лошадиный анекдот.

Как начался, так и кончился приступ веселья неожиданно. Замолкнув, конь устало вздохнул, повернул морду к людям и прошлепал губами:

— Раз-два-три-четыре-пять — иду прятаться опять. И-и-хо-хо-хо-хо!.. Умора с вами, право. Но стоило простоять в конюшне целую ночь, только чтобы увидеть ваши рожи. Ладно.

С этими словами конь потянулся мордой в темный угол, подобрал что-то губами…

Хрум-хрум.

Не стало больше коня. А получился граф Шлавино.

* * *

— С вами, ребята, не соскучишься, — заметил граф, вытирая слезы. — Ей-ей! Очень признателен вам за компанию. Отличное получилось приключение.

Первым опомнился Бартоломеус.

— Что все это значит, ваше сиятельство? — сдвинул он брови. — Где мой конь?

— Твой конь, Бартоломеус, остался в трактире «Счастливого пути». А я два дня катал тебя на своей спине. Ух, любезность тебе оказал! За эту любезность ты мне дорого заплатишь. Но забавно-то как было! «Господи, сохрани нас от оборотней и нелюдей!.» «Пошли нам ангела!.» Черт возьми!

Скрючившись в три погибели, граф затрясся в приступе хохота.

— А как ловко вы расправились с вампирами! Ой-ой-ой-ой!.. Тоже ведь видел. Летучей мышью обернувшись. Вот зрелище-то было! Уверен был, вас съедят! Нет, не съели, — покачал головой удивленно. Уважительно поглядел. — Большая, большая благодарность вам за представление!

Он снова покатился со смеху.

Оба друга молча стояли, не зная, что и делать.

— Да, а самое главное! — вспомнил меж тем граф, восторженно приподняв брови. — Торжественное освобождение достойного графа Эдельмута!

При последних словах голос его перешел на тоненький визг. И слабея от смеха, он согнулся пополам. Только вздрагивал, выдавливая из себя болезненное:

— Ах!.. Ах!.. Ах!..

— Ну, вот что, — все более и более мрачнея, произнес Бартоломеус. — Мой господин вне всяких сомнений достойный рыцарь. И говорить о нем в неуважительном тоне я не позволю никому. Тем более проходимцу-колдуну.

— Да? — поднял на него пунцовое от смеха лицо Шлавино. — Да? А что ты скажешь, когда тебя прикуют цепями к стене?

— Кто? Это ты-то? — краем рта усмехнулся Бартоломеус.

В тот же миг снаружи послышался шум.

Шум и лязг оружия.

Вилли с Бартоломеусом резко обернулись.

* * *

Не медля более, оба выбежали из конюшни.

Ну и ну. Спаси, Пресвятая Дева. С дюжину графских слуг, вооруженных кто чем — кто топориком, кто копьем, кто просто боевой косой — поджидали у выхода. Половина из них была знакома Бартоломеусу по замку Наводе.

«Пусть убьют», — мелькнула мысль. — Пусть лучше убьют, чем…»

Дико вскрикнув, он бросился в направлении к воротам. Вилли — следом. Ибо ворота были открыты — оба хорошо помнили!

Люди графа опомнились не сразу. Без графских указаний они продолжали толпиться кучкой у конюшни, так что Вилли и Бартоломеусу удалось без препятствий добежать до распахнутых внутренних ворот.

— Взять их! Остолопы! — прозвенел издалека голос Шлавино. Надо отметить, уже не такой веселый, как прежде.

Просвистела стрела.

Вторая.

Третья.

Послышались топот ног и крики догоняющих.

Еще немного. Они миновали несколько хозяйственных построек, пробежали привратницкую… Внутренние ворота были открыты — это подбодрило.

Миновав распахнутые ворота, они ворвались в небольшой туннель, проходивший внутри крепостной стены.

Покинуть замок! Только бы наружные ворота были открыты!

Звенели шпоры, сотрясались эхом стены каменного туннеля от топота ног. Там, в конце туннеля, оставались лишь наружные ворота!

…Ворота были заперты.

Оба разом похолодели. Решетка — железная, толстая — преграждала им путь.

Прислонившись к решетке спинами, оба переглянулись.

— Вилли… Я перед тобой… тысячу раз…

— Тысячу и один, — поправил Вилли, совсем не к месту улыбнувшись.

— Ну да… — кивнул Бартоломеус, попрочнее упершись в решетку спиной. — Во всяком случае, со спины на нас никто не нападет.

Он вытащил из ножен меч.

В конце узкого туннеля показались люди графа — с топориками и косами в руках.

— Я беру на себя того в кольчуге.

— А я — того с длинным копьем. Я знаю, этот парень силен…

Блестя острыми косами, нестройная толпа вооруженных слуг медленно приближалась.

— Я, пожалуй, возьму на себя тех четверых, что слева.

— Я — тех пятерых, что справа.

Звенели, стуча друг о друга, боевые косы. Те четверо, что слева — ведь это, пожалуй, те самые вороны, что сидели давеча на крыше конюшни. Сердце стучало ровно — «тук, тук…», дыхание было спокойно. Только костяшки пальцев побелели, сжимая меч.

— И вообще, Вилли, я хотел тебе сказать… знаешь…

— Знаю.

Подняв бровь, Бартоломеус бросил удивленный взгляд на товарища.

Нестройный крик раздался со стороны нападавших. Ощетинившись острыми секирами, они вдруг разом бросились вперед.