Онлайн книга «Пчелиный волк»
|
Катька и Лара вязали. Сидели, с зубовной болью стучали спицами, быстро-быстро шевелили пальцами. Полуночное вязание, шерстяное колдовство, танец с саблями маленьких лебедей. Лара вязала носки. Длинные носки или чулки, я в этих тонкостях не разбираюсь, видно было только, что они черно-красного цвета и стелются по земле. Может, это были носки для цапли. Катька, гномчонок, или гномчонка, не знаю уж, вязала что-то похожее на жилетку. Тоже в эфиопской гамме. Растафарай, растафарай. Я вышел на свет. Лара не посмотрела на меня, продолжала вязать чулки-переростки. – Моя бабушка во время войны работала на снарядном заводе, – сказал я. – Во время какой войны? – спросила Катька. – Когда Персиваль схватился с рыцарями Черного Креста? – Ну, почти что… Так вот, во время войны моя бабушка работала на снарядном заводе. А после работы она возвращалась домой и вязала носки из козье-собачьей шерсти, чтобы отправить их на фронт. И за все годы войны она связала пять тысяч пар носок. Или носков. Сказал и подумал, что я никогда не знал своей бабушки. Не знал, но почему-то был уверен в том, что все так и было. И патронный завод, и пять тысяч носков. Все. И собака Рей, и, наверное, черемуха. – А вы у нас останетесь? – спросила Катька. – Нам рыцари нужны ой как! Два больших рыцаря и этот дурачок тоже. Смешной такой. А у вас есть меч? – Есть, – ответил я. – Он там лежит. У моего оруженосца. – Если у вас есть меч, вы настоящие рыцари. Рыцарем быть мне еще не приходилось. Я вдруг пожалел, что у меня нет леденца. Или помадки из жженого сахара. Или свистульки. Глупо, но мне захотелось подарить этой Катьке свистульку. – Завтра сделаю тебе свистульку, – сказал я. – Из рога. – Из какого рога? – Из рога единорога, – ответил я. – Лара, скажи мне, как найти Персиваля? Лара поглядела на меня безо всякого интереса. Катька поглядела с испугом. – Ты знаешь, где он? – Он мертв, – ответила Лара. – Это все знают… – Он пал в бою! – пропищала Катька. – На него набросилась тысяча кровожадных волков, и он бился до конца! А потом пал… – Пал смертью храбрых, – добавил я. – В героическом бою. Но некоторые считают, что это не так… – Мне нет дела до некоторых. Скучно. Я нащупал в кармане петлю с палкой. Скучно. – Тысяча кровожадных волков, – сказала Катька. – Целая тысяча. – Ты вяжешь жилетку для братика? – улыбнулся я. – Не для братика, – покачала головой Катька. – Для Зубастика. – А кто такой Зубастик? – А вот. Катька встала. Обнаружилось, что сидела она на квадратной корзинке, с такими корзинками в американских фильмах ездят на пикник. Катька откинула крышку и вытащила… Тут я немножко обалдел. Потому что Катька вытащила Сима. Кибернетического пса изобретателя Дрюпина. Пес был дезактивирован, свернут в металлическое кольцо. А зубы действительно торчали в разные стороны. – Это Зубастик? – спросил я. – Это он. – Катька погладила Сима по голове. – Он – щенок древней собаки динго, они раньше обитали в пустотах… – В пустынях, – поправила Лара. – Ну да, в пустынях. Они жили в пустынях и откладывали в горячий песок коричневые яйца. Вот такие. Катька показала мне разрезанный по экватору баскетбольный мяч. – Где ты его взяла?! Спросил я, пожалуй, несколько нервно. – На болотах. – Катька снова погладила Сима. – Я маслянику собирала, гляжу, лежит… – А больше там ничего не было? Рядом с этим яйцом?! – Нет, – ответила Катька, – больше там ничего не было. Только яйцо древней собаки динго. Эти собаки жили в пустынях и питались небесными токами. Они были страшны и огромны, а потом пришла вода, и они все заржавели. А это яйцо лежало в иле и не заржавело. Катька постучала по мячу. – И оно бы еще лежало, наверное, но на него напал болотный коркодил. Коркодил разгрыз скорлупу, и щенок захлебнулся в воде. Катька всхлипнула. – Щенок захлебнулся, он мертвый. – Гномчонка прижала Сима к себе. – А я вяжу ему рубашку из крапивы… – Зачем? – спросил я. – Крапивные рубашки могут оживлять, – сказала Катька. – Надо связать семнадцать крапивных рубашек, и тогда, если, конечно, хотеть по-настоящему, Зубастик оживет. Так Лариса мне сказала. Я посмотрел на Лару, но она на меня не посмотрела. – Мне нужен Персиваль, – сказал я. Катька поглядела на меня с еще большим испугом. Лара даже не подняла голову, стукала спицами, снабжая незнакомую мне цаплю теплыми вещами – ведь вполне возможно, что скоро придет зима. – Мне нужен Персиваль, – повторил я. Нет ответа, что уж там. – Может, ты мне все-таки скажешь? – попросил я. – От этого много зависит. Может быть, кто-то даже умрет… – Никто не живет по двести лет. Умирают даже философы. Умная. – Хорошо, – сказал я. – Помоги тогда лично мне. Я сбился со счета, со временем нелады… – Я не помогаю. Никому, никогда. – Я сбился со счета, – повторил я. – Дело в том, что вот здесь, в правом легком, у меня капсула. В ней яд. Скоро она может лопнуть. На днях, скорее, а может, через неделю… Если я не выберусь отсюда, то умру. Мне нужен этот Персиваль. Как вы там его еще называете… – Это все очень трогательно, – равнодушно ответила Лара, – но мне совершенно плевать. Если ты умрешь в этом мире, то просто очутишься в том. Это ведь все не по-настоящему. Так что отвали. Мне тебя не жалко. Я покивал, потом сказал: – Все это немножко не так. Дело в том, что я не совсем… – Я больше не хочу этого слушать. – Лара отвернулась. Ну, ладно. Я опустил руку в карман, нащупал петлю… Со стороны поселения послышался смех. Квакающий, может, крякающий. – Опять! – испугалась Катька. – У Люлюки приступ, надо… Лара вскочила, оставила свои спицы и нырнула в темноту между хижинами. – А ты чего не бежишь? – спросил я у Катьки. – Нельзя. Надо огонь поддерживать. Если не поддерживать огонь, то они еще больше смеяться будут. Когда горит огонь, они меньше смеются. – Понятно. – Я устроился на полене возле костра. – Тут почти нет маленьких, – грустно сказала Катька. – Только Никита, но я не хочу с ним дружить, у него по шесть пальцев. Если бы Зубастик… |