Онлайн книга «Кандагарский излом»
|
— Как погибают? Был и нет… — Ты говоришь, словно погибла вместе с ним. — Так и есть. — Неужели настолько сильно любила? — Я жила им. — Впрочем, кому я говорю? Зачем? Что на меня нашло? — Как его фамилия? Вот это уж точно тебе ни к чему. — Иванов. — Твоя дочь остается в раскладе. — Хорошо!.. Его фамилия Шлыков. Мужчина внимательно посмотрел на меня: — Он знал о ребенке? Что ты лезешь в душу? — Нет, но я уверена, он был бы рад, узнай о дочери. Мужчина кивнул: — Мне нужна твоя дочь. Мне не понравилась двусмысленность заявления: — Но я же сказала, я ответила! — Молодец. Я зажмурилась, прикрыла глаза ладонями: Господи, с кем я разговариваю, с кем откровенничаю?! Кого наделила нимбом и крылышками?! — Извини, ты не оставляешь мне выбора. Мне придется убить тебя, — предупредила честно. — Не сможешь. И бессмысленно. — Намекаешь, что вас много и руки длинные — достанете в любом уголке страны? — Да. Теперь тебе точно не уйти. Я промолчала: посмотрим. Отвернулась и вдруг подумала: а с каких таких заслуг тридцатилетнему мужчине дают звание подполковника? Это же как браво служить надо… Возможно? Если выполнять особо важные и сложные задания с блеском, всего себя отдать службе Отечеству. Он, конечно, сможет, характер подходящий, но как тогда успел семью завести? Или не завел, и речь вел о маме, братике, семье сестры, о невесте? И офицеру спецслужб не найти двадцать тысяч долларов, не наскрести по сусекам друзей и знакомых? Ну, может быть, верю хоть и процентов на восемьдесят. Вляпываться с высокоидейной идеологией в криминал, рисковать погонами? Да-а… Скорее всего, он фальшивый федерал. И хорошо бы так — к ФСБ и спецназу я относилась более тепло и не хотела терять уважения, веры, что там-то уж точно свои, братья, настоящие ребята, а то и вовсе ничего не останется святого. Но в голове крутились навязчивые мысли и идеи. А если ему действительно нужны я и Ляля, но как заложники, а не доноры? Конечно, бред, но не более, чем вся эта ситуация. А если он действительно федерал и правда подполковник? А если ему нужна я, именно как Изабелла Томас? Что я о ней знаю? С кем она пересекалась, с кем водила знакомства? Может, из ее старой жизни всплыли знакомцы и спешат предъявить счета? И не нужны им мои органы, нужна жизнь, а дочь всего лишь возможность удержать меня в повиновении? Муть какая! Какую рыбку в ней поймаешь? У меня начала болеть голова, стало душно и тошно. Выдыхаюсь. Сдают нервы, здоровье и выдержка летят к чертям. Я приоткрыла окно, чтоб вдохнуть свежего воздуха. Мороз обжег легкие и немного привел меня в себя. — Когда все закончится? — Не знаю, но мне, как и тебе, не терпится поставить точку. — Что мешает? — Ты. — Что мне сделать? Застрелиться? — Это ты можешь, — процедил с непонятной мне злостью. — А как же твоя дочь? Пусть сама разбирается? Живет, как может, как получится? Со старой теткой? — Нет… вы же обещали, что не тронете ее. — Когда я такое обещал? Нет, Изабелла Томас, я еще обязательно встречусь с ней. И ты нас познакомишь. — Нет… — Да! Он злился, и я не могла взять в толк — почему? Я вообще ничего не понимала. Меня достала эта игра в кошки-мышки, я словно ехала с призраком, и он изощренно издевался надо мной, намеренно давя на больное, путая и пугая. — Что я вам сделала? Что я вам сделала?! — Что? Мужчина резко нажал на тормоз, останавливая машину, снял зеркало и подал мне, буквально впихнул в руку и заставил посмотреть в него: — Вот что ты мне сделала! На меня смотрела изможденная бледная женщина с кругами под глазами. Я долго смотрела в них и не узнавала себя. А из восклицания киллера сделала лишь один вывод — он недоволен моим нездоровым видом. — Я здорова, я в норме, — заявила, беря себя в руки. Он забрал зеркало, вернул его на место и тихо спросил: — Ты когда-нибудь говорила правду? — Да. — Когда? — В той жизни… Мы долго молчали. Он, облокотившись на рулевое колесо, смотрел в лобовое стекло на снежную пыль, что кружила по дороге, я смотрела в окно и не видела ничего, потому что боялась увидеть. Я не могла смотреть на Павла, потому что именно он виделся мне в облике киллера. Мое сердце, казалось, перестало биться, в мыслях ничего не было, и только слезы — непрошеные, ненужные — катились по щекам. Наверное, я подошла к той черте, за которой начинается страна забвения. Невидимая преграда меж миром живых и мертвых стерлась, пропуская живых к мертвым, а мертвых к живым. Призрак пришел за мной. Пора? Давно. За ним хоть куда — в ад, в пекло, на сковороду для жарки грешников… Если б не Ляля. — Зачем вы шантажируете меня дочерью? Что вам она? — Опять на вы? Дистанция? Чтоб не запачкаться? — Мужчина откинулся на спинку сиденья и, повернув ко мне голову, хмуро уставился на меня. — Да, я убивал, и убивал намеренно, и убил бы снова. Мне не стыдно, потому что я убивал подонков. А ты? Чего стыдишься ты? Разве ты не убила бы, случись повернуть время вспять? Уверен — нажала бы на курок вновь. На что он намекает? Что может знать? Как больно, как горько на душе… — Я никогда, никого не убивала! Я спросила вас о дочери! — отчеканила. — Ты жила, значит, не могла не убивать — мысленно, словами, делом… — Я не жила. Он думал с минуту, щуря глаз: — И давно умерла? Откуда столько боли и понимания в голосе? Откуда тоска просочилась во взгляд? — Вместе с ним. Наверное, я сошла с ума, раз откровенничаю с ним. Но разве можно ответить ложью на искренность? И как солгать, глядя в глаза, которые помнят каждый уголок моей души. И так хочется прижаться к груди и прошептать хоть раз еще в своей жизни: Павлик… Слезы, невольные гости, навернулись на глаза, и мужчина протянул руки, чтоб смахнуть их со щеки. Боже, сколько нежности в простейшем жесте: — «Ты стоишь на распутье, а Христос на распятье, он за нас принял наши грехи и проклятья. Выбирая войну, ты умножишь потери: никого ты не любишь, никому ты не веришь…» — пропел хриплым шепотом, вглядываясь в мое лицо, словно пытаясь запомнить его, и влезть в душу, на самое донышко, туда, где ничего нет, кроме жаркого солнца Кандагара. И Павлика, живого, живущего, любимого до дрожи, до потери себя самой в его глазах, руках, любви, такой же чистой, как он сам. И нет грязи, нет боли и подлости, и еще жива вера и надежда рядом, с тобой, и есть друзья, есть будущее. С ним, только с ним и для него… |