
Онлайн книга «В огонь и в воду»
— Гм! В этих вещах никогда нельзя быть совершенно уверенной!.. — Что вы хотите сказать этими нехорошими словами? Должен ли я думать, что не имею права рассчитывать на ваше сердце? — Э! Кто знает? Король Людовик Четырнадцатый, ваш и мой государь, любит ли в самом деле маркизу де Лавальер? Можно было бы так подумать по тому положению, какое она занимает при дворе; а между тем он оказывает внимание и трогательным прелестям сестры моей Марии. — Не говоря уже, что он и на вас смотрел, говорят, и теперь еще смотрит так… — Так снисходительно, вы хотите сказать? Да, это правда. Но разве это доказывает, что он обожает меня?.. Полно! Только безумная может поверить этим мимолетным нежностям! А я что здесь делаю? Я одна с любезным молодым рыцарем, обнажившим однажды шпагу для защиты незнакомки. Между нами стол, который скорее нас сближает, чем разделяет… Мебель, драпировка, люстры, освещающие нас веселыми огнями, хорошо знают, что я не в первый раз прихожу сюда. Если бы они могли говорить, они поклялись бы, что и не в последний… вы берете мою руку, и я не отнимаю ее у вас… Что же все это значит? Олимпия положила локоть на стол; упавший кружевной рукав открывал изящную белую руку, а черные живые глаза шаловливо блестели. Она наклонила голову и с вызывающей улыбкой продолжала: — Можно было бы подумать, что я вас люблю… а может быть, только так кажется! Вдруг она обхватила руками его шею и, коснувшись губами его щеки, спросила: — Ну, как же ты думаешь, скажи? Он хотел удержать ее на груди; она вырвалась, как птичка, выскользнула у него из рук и принялась бегать по комнате, прячась за кресла и табуреты с веселым звонким смехом. Бегая, она тушила веером свечи; полумрак сменял мало-помалу ослепительное освещение; но даже в темноте Гуго мог бы поймать ее по одному запаху духов. Она давала себя поймать, потом опять убегала. Наконец, усталая, она упала в кресло; руки Гуго обвили ее гибкий и тонкий стан; она склонила томную головку к нему на плечо и прошептала: — Так вы думаете, что я вас люблю? Голова ее еще покоилась на его плече, как вдруг, открыв глаза и улыбаясь, она сказала: — Да, кстати! Мне кто-то сказал на днях, не помню, кто именно, что вы идете в поход с графом де Колиньи! Я рассмеялась. — А! И почему же? — Хорош вопрос! Разве я была бы здесь, да и вы — разве вы были бы здесь, если бы собирались уехать? Монтестрюк хотел ответить; она перебила его: — Вы мне скажете, может быть, что я это знала, что вы мне это говорили и что я ничего не имела против… — Именно. — Да, но я передумала… Все изменилось. Чего вам искать там? Чего нет здесь? — Разумеется, если бы я хотел искать в той далекой стороне, наполненной турками, прелесть и красоту, было бы глупо ехать отсюда. — Ну? — А слава? — А я? Гуго не отвечал. Он смутно понимал, что начинается решительная борьба. — Вы молчите? — продолжала она. — Должна ли я думать, что вы все еще не отказались от намерения ехать в Венгрию, когда я остаюсь в Париже? — А служба королю, графиня? — А служба мне? Она встала; выражение ее лица было уже не то: гнев согнал с него свежий румянец, губы плотно сжались. — Ну что? Ведь это не всерьез, ведь вы не уедете? — Напротив, нет ничего вернее того, что я уеду. Графиня де Суассон еще больше побледнела. — Вы знаете, граф, что если вы уедете, то это будет разрыв между нами? Голос ее стал жестким и суровым; к несчастью, Гуго был из тех людей, которые сердятся, когда им грозят. — Сердце мое будет разбито навеки; но, когда дело касается моей чести, я ни для кого и ни за что не могу отступить. — Ах да! Ваша честь! — вскричала она. — Теперь вспомнила: должно быть, обет, данный графине де Монтестрюк? Гуго гордо поднял голову. — Сознайтесь, по крайней мере, что эта причина стоит всякой другой! — И это вы мне говорите? Послушайте! Это крайне неловко и даже крайне неосторожно!.. Она совсем позеленела; ее черные глаза горели зловещим огнем. Гуго стоял перед ней, не опуская взора. Эта гордость и раздражала ее, и пленяла. — Еще одно слово, — сказала она, — может быть, последнее! Монтестрюк поклонился. — Если бы я согласилась все забыть, если бы я согласилась расстаться с вами без злобы, даже протянуть вам руку, но с одним только условием: что вы не увидите больше графиню де Монлюсон, — согласитесь ли вы?.. — Нет! — Что бы ни случилось теперь — не моя вина! — И она добавила глухим голосом: — Граф, я вас не удерживаю. В ту минуту как Гуго, отвесив низкий поклон графине де Суассон, шел по темной комнате к выходу, он почувствовал, что его схватила за руку маленькая женская ручка. — Как! Уже? — прошептал ему на ухо веселый и ласковый голос Брискетты. — А! Это ты, крошка! — сказал Гуго. — Откуда ты явилась? Я не видел тебя сегодня вечером ни в саду, ни в павильоне. — У всякой горничной могут быть свои дела, как и у знатной дамы… Так дела-то идут не совсем ладно? — Твое отсутствие принесло мне несчастье. Только отведали крылышка куропатки… и доброй ночи! — Но почему же? — Потому что графиня де Суассон сначала полюбила меня немножко, а теперь вздумала ненавидеть. — Увы! Это в порядке вещей! Они вошли в темный сад. Звезды сверкали на темно-синем небе. Брискетта безмолвно шла рядом с Гуго, продолжая держать его за руку. — О чем ты задумалась, Брискетта, дружок мой? — спросил Гуго. — О тебе… этот разрыв стоит, поверь мне, чтобы о нем подумать… Но расскажи же мне — ведь во всем есть оттенки, — как именно ты расстался с графиней?.. Холодно или совсем поссорились? Просто дурно или очень дурно? — Так дурно, как ты только можешь себе представить, и даже еще хуже, как ни богато твое воображение! — Черт знает как скверно! Надо принять меры предосторожности. — Против женщины-то? — Особенно против женщины! Когда ты уезжаешь? — Сегодня надеюсь закончить последние сборы, а граф де Колиньи будет готов сегодня вечером. — Значит, завтра уедете? — Или послезавтра, самое позднее. — Не уезжай же, не повидавшись со мной. — Но где и как? — Это не ваша забота, граф; вас известят, когда будет нужно. Только не забудьте побывать завтра в Лувре и подождать в галерее на берегу озера, пока не получите обо мне известий. |