Книга Добронега, страница 138 – Владимир Романовский

Ночью в прибрежном лесу возбудились и завыли волки.

— Ишь воют, проклятые, — сказал настороженно брат Артем, крестясь.

Хелье это рассмешило. Сделав круглые глаза, он поднял голову к луне и протяжно завыл по-волчьи.

— Прочь, сатана! — крикнул Артем, крестясь.

— Не бойся, не съем, — сказал Хелье.

— Оборотень!

— Сам ты оборотень! А еще я мяукать умею. Хочешь вместе помяукаем?

— Вот же послал Господь попутчика, — сказал тихо Артем.

— Не Господь, — строго возразил Хелье, — а игумен, и не попутчика, но сопровождающего. Бога не гневи. А то волкам скормлю.

К середине следующего дня прибыли на Подол, и оттуда отправились в Кузнечный Конец. В одной из кузен Хелье переговорил с хозяином и показал ему сверд. Кузнец пришел в восхищение и тут же предложил Хелье поменять его на другой, новый, прочный и легкий, рассчитывая продать старинное оружие какому-нибудь любителю за десять гривен. Хелье потребовал себе гривну.

— Да ты что! — возмутился кузнец. — Я тебе, милый человек, мой лучший сверд даю за эту старую рухлядь. Вы, чернецы, совсем с ума спятили!

— Не самый лучший, — возразил Хелье. — Самый лучший вон лежит, но я не люблю такие рукояти, об них руку натираешь сразу. Давай сверд и гривну серебра, получишь рухлядь.

Кузнец хотел опять возражать, но Хелье, прикинув расстояние до потолка, неожиданно подкинул рухлядь вверх с подворотом. Он давно не практиковался, но некоторые навыки застревают надолго. Олеговых времен клинок перевернулся семь раз, летя вверх, и девять раз, летя вниз, и вошел острием вертикально на локоть в земляной пол.

— Пес ети, — только и сказал кузнец.

Больше он не спорил. И все, что нужно было монастырской кузне, продал со скидкой и самого лучшего качества.

На торге, где брат Артем покупал какую-то утварь, Хелье, опустив капюшон на глаза, остановился возле скоморошьего заграждения. Скоморохи старались.

— А ты не знаешь? — услышал он знакомый голос.

Хелье обернулся осторожно. Александр что-то выпытывал у женщины, торгующей малосольными огурцами.

— Нет, — ответила женщина, сокрушаясь и поправляя с достоинством большую грудь.

— Это просто негодяйство! — вскричал раздраженный и, показалось Хелье, действительно отчаявшийся Александр. — Во всем Киеве ни одной повитухи не осталось!.. О!

Он заметил Хелье и сразу узнал его. Плохо, подумал Хелье. Что-то меня выдает.

— Здравствуй! — закричал Александр.

— Шшш, — сказал Хелье.

— Прости, — Александр понизил голос. — Жена рожает. Повитух нет! Я с ног сбился.

— А сам не умеешь?

— Нет. Глупо, правда?

А ведь может помереть Матильда, подумал Хелье. Только этих угрызений совести мне и не хватало.

— Я умею, — сказал он.

— Да ну?

— Учили.

«Настоящий воин умеет все, что умеет любой обычный человек, только лучше» — вспомнил Хелье один из лозунгов Старой Рощи. Сам он никогда не принимал роды, но три раза присутствовал, опять же в Старой Роще.

— Вообще-то это не мужское дело, — сказал Александр, яростно надеясь.

— Конечно нет, — ответил Хелье.

— Бежим.

— Мне нужно предупредить Артема.

— Ты в монахи постригся?

Хелье не ответил. Подойдя к брату Артему, он сказал тихо,

— Я вернусь через час. Выпей пока что бодрящего свира вон в том заведении, видишь? Вот тебе гривна.

Брат Артем хотел уж было возразить, но гривна свое дело сделала.

— Я думал, — сказал Хелье на бегу, — что ты с женой куда-то уехал.

— Вернулись мы. Не доехали.

— Ага.

— В связи с событиями. Скотина Хайнрих бьет норманнов в Италии, там сейчас опасно.

Добежали. Александр не стал стучать и ждать, пока Швела откроет дверь — просто выбил плечом засов.

Матильда лежала на спине в спальне и слегка подвывала. Да, подумал Хелье. Сейчас я в первый раз увижу ее голой, не в лучшем состоянии.

Он развязал веревку, стащил с себя робу, отцепил сверд.

— Ааааа?! — застонала Матильда, увидев Хелье.

— Тихо, — велел Хелье. — Александр, сними с нее покрывало, что ли, и говори ей какие-нибудь проникновенные слова.

Матильда попыталась перевернуться на бок и не отдать покрывало, но ничего у нее не вышло.

Тело Матильды разочаровало Хелье. Он ждал большего. Бедра оказались худые, арсель отвислый, талия недостаточно точно очерчена, а кожа неровна и негладка, и слишком бледная. Икры для такого тела были широковаты, колени костлявы, груди отвисали, а пигментные пятна вокруг сосков были большие, темного цвета, с крупными пупырышками. Впрочем, это сейчас он так думал. Годом раньше он наверняка всему этому умилился бы.

— Вставай на четвереньки, — велел он ей. — Вставай, вставай.

— Делай, как он говорит, — подтвердил Александр.

— Thou hast promised a midwife, — сказала она, исходя бриттской тоской.

— He be thine midwife today.

— Be this a manner of jest?

— Do as he sayeth. He seemeth to know what he doeth. No, seriously.

— Старая Роща, — подсказал Хелье. — Делай, что велят.

Матильда, поколебавшись, зашлась вдруг криком и встала на четвереньки. Хелье присел рядом.

— Вдохни глубоко, — сказал он. — Глубже. Так. Теперь дыши глубоко и тужься.

— Больно!

— А нечего было беременеть. Глубже. Тужься, хорла! Александр, нужны два ведра с горячей водой и одно с холодной.

Кость у Матильды была широкая, а бедра узковаты. Александр и Хелье провозились два часа, но вот показалась голова, а затем и плечи. Грязный лилово-розовый кусок мяса. Поддерживая мясо осторожно, Хелье взял поданный ему Александром нож и перерезал пуповину. Розовый кусок мяса молчал. Хелье шлепнул его по игрушечному арселю. Молчание. Хелье макнул его в теплую воду, затем в холодную, и снова в теплую, и снова шлепнул. Рот у куска мяса распахнулся и издал сиплый, требовательный, ужасно недовольный вяк, того типа, от которого у отцов сжимается в бесконечной жалости сердце, а у матерей просыпается чувство облегченного удовлетворения, а губы сперва складываются в трубочку, а затем растягиваются в дурацкую улыбку. Матильда снова лежала на спине.

— Поздравляю с рождением дочери, — сказал Хелье. — На.

Он протянул орущий кусок мяса Александру. Тот поглядел на мясо с опаской.

— Дочери? — глупо спросил он.

— Ну и муженька ты себе нашла, — заметил Хелье, передавая чадо Матильде. — Ничего не понимает, что ему не скажи. Я пойду, пожалуй.