Книга Добронега, страница 48 – Владимир Романовский

— Бедный Дир, — наливая себе вина, Хелье посочувствовал другу.

— Что делать, Хелье. Судьба она — такая штука. Что хочет, то и делает. Но, сказать по правде, жить с Диром несладко, наверное. По всему миру человека мотает, всегда в пути. А женщинам хочется дом да семью иметь, аки птице гнездо. Женщины, они ведь хозяйственные. Я тут Годрика разговорил, так он мне такого про семейную жизнь Дира порассказал, что даже не знаю, утешать ли его, Дира, или говорить ему, что сам виноват. А князек обходительный попался, смотрел на обеих влюбленными глазами целый день.

— А Годрик что же?

— А что Годрик? Годрик не против. Годрику оно и лучше — раньше он троим носы утирал да белье стирал, а теперь только Диру будет. Меньше хлопот. Ну а ты как?

— Я-то? Ничего, неплохо, — ответил Хелье. — Вот что, Яван, ну-ка я у тебя спрошу… — Хелье вынул из кармана браслет. — Сколько такая грунка может на торге стоить?

Яван взял у него браслет и некоторое время его рассматривал.

— По-моему, дорогая грунка. Я плохо в этих делах разбираюсь, но, вроде бы, все честь по чести. Тысячу сапов точно выручит. По самой меньшей мере. Я мог бы у отца спросить, это по его части, но он очень занят нынче.

— Чем же?

Яван пожал плечами.

— Уезжает он, со всей семьей. Хозяйство на меня оставляет.

— Как это — уезжает?

— По-моему в Италию, но точно не скажу. Может даже в Константинополь. Какие-то опять темные дела. Ну, ты знаешь — иудеи…

— Знаю. Заговор. Так ты один во всем доме остаешься?

— Да. Он даже холопьев с собой берет. Нужно будет новых искать. И охрану. Не хочется. Придумаю что-нибудь.

— А Дир?

— Что — Дир? Его никто не гонит. Пусть живет, сколько хочет. И ты живи. Все как-то веселее, когда приличные люди в доме. Знаешь, что? Пойду-ка я все-таки покажу это барахло отцу. Может, он и купит — чего тебе по торгам шататься, только неприятности одни, обдерут тебя на торге. Ты сиди, ешь, пей, я сейчас приду.

Яван вышел с браслетом. Хелье принялся за диковинное блюдо — вроде бы рыба, а внутри какая-то дрянь, но ничего, есть можно. Он налил себе еще вина. Спать не хотелось.

В столовую вошел Годрик, молча поклонился Хелье, и сел у стены на лавицу. Хелье попробовал пирог. Пирог оказался какой-то очень липкий и приторный. Плюшки на меду были вкуснее.

— Как Дир? — спросил Хелье, вставая.

— Кошелька придержатель отвлекается сновидениями, — сообщил Годрик. — Молодой господин уж кончил скромный ужин свой?

— Да. А что?

— Не позволит ли он мне довольствоваться его остатками?

— Довольствуйся.

Годрик присел к краю стола и принялся неторопливо, со знанием дела, есть.

— Хозяин дома уезжает, — полувопросительно произнес Хелье.

— Бежит, — ответил Годрик, уплетая куриную грудинку с сельдереем.

— Как это — бежит?

— Бежит, — подтвердил Годрик, наливая себе вина. — Когда богатые уезжают, так на проводы весь город приглашается, такой у ковшей обычай. Две недели гуляют, если в пригород уезжает, а ежели дальше, так и на месяц дело затягивается. А когда бегут, так складываются в один вечер, никому ничего не говоря, грузят ладью или две до рассвета, охраны берут дюжину, а что не успели сложить — бросают.

— От кого же он бежит?

— Известно от кого. От печенегов. Какие могут быть сделки с дикими людьми? Только алчные тупоголовые межи на такое идут. Алчность их разума лишает.

— В этом городе у всех сделки с печенегами, — заметил Хелье.

— То по необходимости, то бишь, из страха. Как к тебе придут двадцать бритых брюнетов, конкуссируя полы топотом многовесным, так хочешь не хочешь, а сделку заключишь. А этот сам к печенегам адвансировался. Предполагал, что они ему путь в Болгары ковром устелят. Ну вот и допредполагался. Лет десять теперь в Киев не сунется. Сам виноват.

— Он дела на сына оставляет.

Годрик пожал плечами.

— Что? — спросил Хелье.

— Это для виду. Сын-то уж бегал, небось, к соседям, дом продавать. Совсем дешево. Никто, конечно же, не купил. Не только межи, тевтоны откажут! А уж славяне — только смеяться будут. И весь город ждет, когда авраамово жилище загорится. Небось придут всею братией смотреть на пожар.

— Что-то ты не то говоришь… — сказал Хелье неуверенно.

В этот момент в столовую, качаясь, вовлекся собственной персоной безутешный Дир с опухшим лицом.

— Хелье! — закричал он. — Друг моноздравствующий! Как ты мне сейчас нужен, какое счастье, что ты здесь! Годрик, отбеги от стола на десять локтей, иначе быть тебе сегодня в огромнейшей немилости. Вино! Вот оно, Хелье, утешение!

Дир обнял Хелье, положил ему голову на плечо, и пробормотал что-то возвышенное о вечной дружбе. Хелье пришлось напрячь спину и икры, чтобы удержать навалившегося на него Дира.

— Посади его на стул, — посоветовал Годрик, — а то он так и уснет.

— Нет, я не усну, — возразил Дир, опускаясь на стул и ерзая. — Да и вообще я не столько пьян, сколько разочарован. Ночь только началась. Сейчас мы с тобою, Хелье, пойдем погуляем. Все-таки Киев — город возможностей немалых. И Явана надо бы взять с собой, чего ему дома делать.

В этот момент в столовую вошел Яван. Подойдя к Хелье, он протянул ему кожаный кошель.

— Тысяча двести, — сказал он. — Наверняка отец присвоил сотни три, уж не без того, но не больше. Это не страшно. Не сегодня-завтра золото упадет в цене, так что считай, что совершил хорошую сделку.

— А, так ты теперь при деньгах! — одобрительно подал реплику Дир. — Что продал ты ненасытному Аврааму, Хелье? Корону Швеции?

— Корону Швеции нынче вряд ли кто купит, — ответил Хелье, пряча кошель в карман.

— Это верно, — подтвердил Яван. — Неходовой товар.

Хелье не понравился пренебрежительный тон межа, но он промолчал.

— Пойдем к Стехвании Беспечной, — предложил Дир. — Они там, в преддверии Снепелицы, всем лучшим запаслись. Яван, идем с нами.

— Мне сейчас не с руки, — сказал Яван. — А вы сходите, ребята.

Одна из дочерей Авраама вбежала в столовую, возможно ища Явана, увидела Хелье, зарделась, смутилась, и выбежала вон, не говоря ни слова.

Что-то в общем облике Явана не так, подумал Хелье, какой-то он другой сегодня.

Вдруг он понял, что не так. К обычному наряду Явана — одежде зажиточного горожанина, то бишь, к короткой сленгкаппе, коротким сапогам, вышивке, — прибавился неплохого размера сверд. Судя по тому, что сверд этот не путался у Явана в икрах, не цеплялся рукоятью за сленгкаппу, и вообще не болтался, как попало, Яван имел дело с оружием не впервые. Уж не собирается ли он защищать дом от печенегов, подумал Хелье.