Онлайн книга «На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! (сборник)»
|
– Присыпанное розовым и белым сахаром? – Совершенно верно, хотя иногда бывало и простое. – А мне обычно доставался «Имбирный орех». – Тоже очень вкусное, но я все-таки больше люблю «Ассорти». – Я тоже. Но тогда приходилось брать то, что есть. И вас ни разу не застукали? – С гордостью могу сказать, что нет. – А я один раз попался. До сих пор ноет перед ненастьем. – Да, не повезло. Бывает. Кстати, возвращаясь к задуманному мной предприятию: меня поддерживает мысль, что, если случится худшее и меня обнаружат, мне, во всяком случае, не грозит полдюжины горячих по казенному месту, как это у нас тогда называлось. Так что можете смело доверить мне решение этой проблемы, мистер Вустер. – Зовите меня просто Берти. – С удовольствием, Берти. – А можно, я буду звать вас Родериком? – Был бы счастлив. – Или Родди? А то Родерик натощак не выговоришь. – Как вам больше нравится. – И вы в самом деле пойдете искать туфлю? – Непременно. Я глубоко уважаю и люблю вашего дядю и прекрасно сознаю, какое горе он испытает, узнав, что бесценный экспонат навсегда исчез из его коллекции. Никогда не прощу себе, если, принимая меры для возвращения принадлежащих ему ценностей, я не сделаю… – …все от вас зависящее? – Я собирался сказать «все, что в моих силах». Я напрягу все свои… – …умственные способности? – По-моему, «душевные силы» будет точнее. – Да, вы правы. Вам надо улучить момент… – Несомненно. – Дождаться удобного случая… – Именно. – И тут уж не зевать! – Я так и понял. – Один совет, если позволите: не ищите на шкафу; там этой штуки нет. – Спасибо, это полезно знать. – Разве что он положил ее туда уже после моего ухода. Что ж, Родди, ни пуха ни пера. – Спасибо, Берти. Какое тепло разлилось у меня внутри, когда я возвращался на лужайку за книжкой мамаши Артроуз, чтобы поставить ее на полку в спальне тетушки Далии, – словно я принял двойную дозу желчегонной микстуры доктора Гордона. Я был до глубины души восхищен мужеством Родди. Он ведь уже в годах, ему никак не меньше пятидесяти, а сколько жизненной энергии, оказывается, еще бурлит в этом старикане, просто удивительно. Это свидетельствует о том, что… ну, не знаю о чем, но о чем-то свидетельствует. Я стал размышлять о старине Глоссопе, пытался представить, каким он был во времена ночных вылазок за печеньем. Но ничего вообразить не смог, вот разве что в ту пору он еще не был лыс, как репка. Так часто бывает, когда речь идет о людях намного тебя старше. Помню, я был потрясен, когда узнал, что дядя Перси, этот старый пень, в котором невозможно заподозрить ни малейшей искры человеческих чувств, был рекордсменом Лондона по числу скандалов и его регулярно выставляли из зала во время балов в «Ковент-Гарден». Придя с книгой в берлогу тетушки Далии, я обнаружил, что у меня есть еще целых двадцать минут, прежде чем надо будет переодеваться к ужину, поэтому я уселся в кресло и продолжил чтение. Мне пришлось прерваться на той странице, где мамаша Артроуз, поплевав на ладони, уже готовилась повергнуть читателей в трепет ужаса. Не успел я дойти до первых улик и пятен запекшейся крови, как дверь распахнулась и предо мной предстал Селедка. И едва я на него взглянул, как действительно почувствовал трепет ужаса – лицо его пылало, как багряный закат перед ветреной погодой, и весь вид выражал полное смятение. Он выглядел как Джек Демпси в конце финального матча с Джином Танни – как вы, вероятно, помните, в тот раз он не успел «нырнуть», когда Джин выполнял свой коронный прямой правой. – Берти, – завопил он с порога. – Я тебя по всему дому ищу! – Я задержался с Макпалтусом в буфетной. А что стряслось? – Что стряслось! – Тебе не нравится красная комната? – Красная комната! По его виду я догадался, что он пришел не затем, чтобы выразить недовольство по поводу спальных апартаментов. – Тогда в чем загвоздка? – В чем загвоздка! Тут я понял, что пора принимать решительные меры. Через десять минут переодеваться к ужину, а в эту игру можно играть часами. – Послушай, дурья башка, – терпеливо сказал я. – Решай, да побыстрее: либо ты мой старый друг Реджинальд Сельдинг, либо эхо в Швейцарских Альпах. Если ты собираешься повторять за мной каждое слово… Тут появился папаша Глоссоп с коктейлями, и нам пришлось прекратить обмен любезностями. Селедка залпом осушил свой бокал и немного успокоился. Когда дверь за Родди закрылась и мы смогли продолжить разговор, он заговорил уже нормально. – Берти, – сказал он и взял второй бокал, – случилось нечто ужасное. Должен признаться: у меня упало сердце. Вы, наверное, не забыли, как я в разговоре с Бобби сравнил Бринкли-Корт с усадьбой из рассказов покойного Эдгара Аллана По. Если вы знакомы с его произведениями, то, конечно, помните, как несладко приходилось у него тем, кто останавливался на ночь в загородном доме, – в любую минуту в комнату мог войти закутанный в окровавленный саван мертвец. В Бринкли до этого пока не доходило, но атмосфера становилась все более и более зловещей, а тут еще Селедка заявляет, что готов поведать нечто ужасное, и еще сильнее нагнетает ощущение надвигающейся беды. – Что случилось? – спросил я. – Я расскажу тебе, что случилось, – сказал он. – Да, будь так добр, – попросил я. И он рассказал. – Берти, я думаю, ты понимаешь, что я был в полном отчаянии, когда прочитал это объявление в «Таймс»? – сказал он и взял третий бокал. – Разумеется. Это вполне естественно. – У меня голова шла кругом, и… – Да, ты мне уже рассказывал. У тебя потемнело в глазах. – Жаль, что ненадолго, – с горечью произнес он. – К сожалению, скоро это прошло. Через какое-то время тьма рассеялась, и меня охватила страшная ярость. Я буквально клокотал от злобы, а потом встал со стула и написал Бобби оскорбительное письмо. – О Господи! – И уж постарался от души. – Ах ты, черт! – Открыто обвинил ее в том, что она дала мне от ворот поворот из корыстных побуждений, чтобы выйти замуж за более богатого претендента. Назвал ее распутной Иезавелью с морковными патлами и добавил, что очень рад, что наконец-то от нее избавился. Написал, что… не помню, что я еще там написал, но выдал ей по первому разряду. – Но ты ни разу не упомянул про письмо. – Я был вне себя от счастья, когда узнал, что объявление в «Таймс» – всего лишь уловка и что она меня по-прежнему любит, и напрочь забыл про злосчастное послание. А сейчас вдруг вспомнил – прямо как обухом по голове. Я даже по… по… |