Онлайн книга «Книга Балтиморов»
|
Перечень походов Гиллеля к врачу становился все длиннее – особенно из-за постоянных воспалений во рту, – и встревоженная тетя Анита в конце концов пошла к директору Хеннингсу: – По-моему, моего сына в школе обижают. – Нет-нет, в Оук-Три никого не обижают, у нас есть надзиратели, правила, хартия сосуществования. Мы – школа счастья. – Гиллель каждый день приходит в рваной одежде. Его тетради либо испорчены, либо их вообще нет. – Ему надо быть аккуратнее. Вы же знаете, если он небрежно относится к тетрадям, у него будет плохая отметка в табеле. – Мистер Хеннингс, он очень аккуратный. По-моему, кто-то сделал из него мальчика для битья. Не знаю, что происходит в вашей школе, но мы платим двадцать тысяч долларов в год, а у сына, когда он приходит домой, полон рот бактерий. Наверно, это все же что-то значит? – Он хорошо моет руки? – Да, он очень хорошо моет руки. – Видите ли, многие мальчики в его возрасте такие поросята… В конце концов тете Аните надоело ходить вокруг да около, и она сказала: – Мистер Хеннингс, у сына постоянно синяки на лице. Что мне делать? Заставить его найти общий язык с одноклассниками или отдать в специальное учреждение? Честно говоря, иногда по утрам, отпуская его в школу, я просто не знаю, что еще с ним случится… Она разрыдалась, а поскольку директор Хеннингс больше всего боялся каких-то осложнений в Оук-Три, он стал ее утешать, обещал исправить положение и вызвал Гиллеля, чтобы разобраться. – Мальчик мой, у тебя сложности в школе? – Скажем так, у меня бывают неприятности, когда я хожу на баскетбольную площадку за школой после уроков. – А! И как бы ты описал ситуацию? Наверно, это можно назвать озорством? – Это называется агрессией. – Агрессией? Нет-нет, в Оук-Три не бывает агрессии. Они, наверно, озорничают. Знаешь, если мальчики устраивают возню, это естественно. Мальчики любят баловаться. Гиллель пожал плечами: – Не знаю, господин директор. Я хочу одного – спокойно поиграть в баскетбол. Директор почесал затылок, оглядел худющего, но самоуверенного мальчика и предложил: – А если мы тебя включим в школьную баскетбольную команду? Что скажешь? Хеннингс подумал, что так мальчик мог бы играть в свой мяч, но под присмотром взрослого. Гиллель обрадовался, и директор тут же повел его к учителю физкультуры: – Шон, мы можем включить этого юного чемпиона в баскетбольную команду? Шон смерил взглядом крошечный скелетик с умоляющими глазами: – Это невозможно. – Почему? Шон наклонился к директору и прошептал ему на ухо: – Фрэнк, у нас баскетбольная команда, а не инвалидная. – Э, я не инвалид! – возмутился Гиллель. Он все слышал. – Нет, но ты тощий как спичка, – возразил Шон. – Для нас ты будешь инвалидом. – А если попробовать? – предложил директор. Учитель физкультуры снова склонился к нему: – Фрэнк, мест в команде нет. А есть лист ожидания метровой длины. Если мы сделаем для мальчишки исключение, придется иметь дело с родителями других учеников, а мне только этого не хватало. И скажу прямо: если он выйдет на площадку, мы проиграем. А мы в этом году и так выглядим не лучшим образом. У нас и так результаты в баскетболе не блестящие, а уж тут… Хеннингс кивнул и, повернувшись к Гиллелю, немедленно изобрел кучу правил внутреннего распорядка, согласно которым никак нельзя менять состав баскетбольной команды в течение учебного года. Тут в зал на тренировку ввалилась целая орда мальчишек, и Гиллель с директором уселись на скамейку под трибунами. – Ну и что мне делать? – спросил Гиллель. – Ты можешь назвать мне имена озорников. Я их вызову и сделаю внушение. Еще мы можем организовать мастер-класс по борьбе с озорством. – Нет, так еще хуже. Вы же сами понимаете. – Тогда почему ты просто не уйдешь от этих безобразников? – рассердился Хеннингс. – Не ходи на спортплощадку, если не хочешь, чтобы они тебе мешали, вот и все. – Я не собираюсь бросать баскетбол. – Упрямство – нехорошая черта, мой мальчик. – Я не упрямый. Я не хочу уступать фашистам. Хеннингс побелел как мел. – Ты где слышал такое нехорошее слово? Надеюсь, тебя не на уроке научили таким словам? В школе Оук-Три таким словам не учат. – Нет, я в книге прочитал. – В какой книге? Гиллель открыл портфель и вытащил книгу по истории. – Это что за ужас? – проблеял Хеннингс. – Книга, я ее взял в библиотеке. – В школьной библиотеке? – Нет, в городской. – Уф, слава богу! Так вот, я тебя прошу: больше не приноси эту отвратительную книгу в школу и оставь свои измышления при себе. Мне не нужны неприятности. Но ты, я вижу, очень много всего знаешь. Тебе надо использовать свою силу, чтобы себя защитить. – Но у меня нет никакой силы! В том-то и проблема. – Твоя сила в уме. Уж больно ты умный мальчик… А в сказках умный всегда побеждает сильного… Урок директора Хеннингса не пропал даром. В тот же день после уроков Гиллель прямо в школьной редакции написал рассказ и отдал его миссис Чериот, чтобы она напечатала его в ближайшем номере газеты. В нем говорилось о маленьком мальчике, который учится в частной школе для богатых и которого одноклассники на каждой перемене привязывают к дереву и мучают всеми возможными способами – в частности, придумывают незаметные, но омерзительные пытки, из-за которых у юного героя начинается страшное воспаление во рту. Никому из взрослых нет дела до его мук, и прежде всего директору школы: он вместе с учителем физкультуры облизывает с ног до головы родителей учеников. В финале школьники поджигают дерево вместе с мальчиком и пляшут вокруг костра, распевая благодарственный гимн учителям, которые позволяют им без помех издеваться над слабыми. Прочитав рассказ, миссис Чериот немедленно поставила в известность директора Хеннингса; тот запретил его печатать и вызвал к себе Гиллеля. – Ты отдаешь себе отчет, что в твоем рассказе полно слов, которые у нас говорить запрещено? – негодовал Хеннингс. – Не говоря уж о содержании этой дурацкой истории. Как ты смеешь обвинять учителей? – То, что вы делаете, называется цензура, – возразил Гиллель, – фашисты тоже так делали, я читал в книге. – Может, хватит уже болтать про фашизм? Это не цензура, а здравый смысл! У нас в Оук-Три действуют правила морали, ты их нарушил! – А ничего, что в предыдущем номере напечатали мое письмо Хелене? |