
Онлайн книга «Время первых»
– Успеется, – отмахнулся тот. – Тут дорисовать надо… Третьяковка ждет. Командир улыбнулся. – Третьяковка? – Ну а ты как думал? Первая картина, написанная в космосе. Это тебе не подсолнухи в горшках строгать. Непременно повесят рядом с мишками в бору. Знаешь, как меня в Художественный звали? Мне ж место до последнего держали. – Чего не пошел‑то? – А смысл? Можно летать и рисовать, а вот рисовать и летать – это вряд ли. – Согласен… А меня вот на Кубу позвали. – Тебя? – карандаш Леонова замер. – Представляешь? Прямо из посольства звонили в корабль – поздравляли. «Приезжайте, – говорят, – Пал Иваныч, к нам отдыхать!» – Ага. Так я тебе и поверил. А я где был, когда тебе звонили? – Не знаю. Вышел куда‑то. – Точно. Меня ж в это время Брежнев как раз поздравлял. Сказал, что лично в аэропорт встречать приедет. «Леш, – говорит, – вот как с трапа сойдешь, с левой стороны увидишь. Ну, узнаешь меня по каракулевой шапке», – распалялся в своих сатирических фантазиях Леонов. – А потом на дачу к нему… Нет, сначала в Кремль, а потом на дачу… – Лучше бы ты, Леш, рисовал, – слушая друга, посмеивался Беляев. Вскоре товарищ и впрямь затих. Сделав еще пару записей в журнале, командир экипажа глянул в его сторону. Выпустив из рук альбом, Алексей дремал. И тут Павел почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Поработав ладонями, он растер их, но странное ощущение не исчезло. Это насторожило, и тогда он растолкал друга. – Леша! Леш!.. – А? – проснулся тот. – Ты нормально себя чувствуешь? – Да… Только слегка мутит. Но так вроде и должно быть. Беляев завозился в кресле и с тревогой посмотрел на панель управления. Протянув руку, он включил газоанализатор. – Сколько кислорода? – спросил он. Соответствующий прибор находился на другой панели. Повернувшись к ней лицом, Алексей побледнел, увидев стрелку в районе значения «300». – Сейчас… – принялся он стучать пальцем по стеклышку прибора в надежде на погрешность показаний. Но стрелка отказывалась менять положение. – Мать твою! – выругался Леонов. – Почти триста! Вызывай! – Заря, я – Алмаз, – схватил Беляев микрофон. – Да, Алмаз, Заря на связи. – У нас парциальное давление в два раза выше нормы!.. * * * Услышав тревожный доклад, Королев едва ли не бегом преодолел десять метров до рабочего места Бориса Чертока. – Каково значение? Проведя несколько манипуляций с тумблерами и клавишами, Борис Евсеевич доложил: – Двести девяносто шесть и продолжает расти. Главный вернулся к столу и взял микрофон. – Алмазы, ни одного резкого движения, – приказал он. – У вас не воздух, а чистый кислород. Малейшая искра, и сгорите заживо! – Поняли, – отозвался Беляев. – Что нам делать? – Для начала погасите основное освещение. И ждите наших инструкций… Бросив микрофон, Сергей Павлович обвел присутствующих строгим взглядом. – Жду ваших комментариев и предложений, – сказал он. – Прошу высказываться… * * * Получив единственное на данный момент указание, Беляев выключил основное освещение, состоящее из двух матовых плафонов. Внутри космического корабля стало темно; лишь одна дежурная лампа да подсветка панелей управления освещали небольшое замкнутое пространство. – Освещение погасил, – машинально произнес Павел. – Но я так и не понял, откуда поступает кислород. Леонов поймал летавший рядом альбом. – Разберутся… * * * Самый большой стол в центре Командного пункта спешно расчистили от лишних предметов и уложили на него схемы космического корабля. – Где‑то происходит утечка, – комментировал Черток, разглаживая ладонями швы на плотной бумаге. – Возможно, из ранцев, – предположил Феоктистов, обходя стол. – Леонов оставил свой в шлюзовой камере. Значит, кислород травит из ранца Беляева. – И сразу значение – двести девяносто шесть? Не многовато ли из одного ранца? – усомнился Раушенбах. Склонившись над схемами, Феоктистов чертил пальцем путь кислородной магистрали. – Значит, не в порядке система компенсации утечки, – озвучил он другую возможную причину неисправности. – Либо кислородный баллон, либо магистраль, либо датчик компенсации утечки. Раушенбах снова возразил: – Но в работе систем корабля нет сбоев. Герметичность кабины не нарушена, и все функционирует в штатном режиме… Сложив на груди руки, Королев стоял по другую сторону стола и слушал коллег, пытаясь отыскать рациональное зерно, причину неисправности или хотя бы намек на нее. – …Черт его знает, – потирал ладонью затылок Раушенбах. – Может быть, во время отстрела шлюза отошла крышка люка? – В этом случае датчики зафиксировали бы резкое падение температуры и давления, – развел руками Черток. – А ничего подобного не было. – А если крышка отошла незначительно, образовав микроскопическую щель?.. Дискуссию прервал встревоженный голос Карпова: – Товарищи, у обоих Алмазов падают пульс и давление. Если они не погибнут от случайной искры, то вскоре наступит кислородное отравление. Доклад врача словно выдернул Королева из оцепенения. – Нужна схема центральной потолочной зоны! – сказал он, опираясь обеими руками о стол. – Самая подробная! Двое сотрудников кинулись исполнять приказ. А Главный, схватив ближайший микрофон, вызвал Беляева: – Алмаз, я – Заря. – Заря, Алмаз на связи! – сразу отозвался тот. – Алмазы, скорее всего в корпусе корабля или в районе крышки люка образовалась микрощель, в результате чего датчики зафиксировали небольшое падение давления и включили автоматическую подкачку кислорода, – продиктовал Сергей Павлович. – Искать щель бесполезно – на это не хватит времени. Ваша задача: вручную отключить датчик компенсации. – Что для этого нужно сделать? – спросил Павел. Главный вернулся к большому столу, на котором только что разложили и расправили схему потолочной зоны. – Придется кое‑что разобрать, – снял он пиджак и бросил на стул. – Поняли… – Сергей Павлович, нельзя этого делать! – схватил его за руку Раушенбах. – Там все под напряжением! |