Онлайн книга «Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920»
|
Распрощались с мужиком и по распаханному полю напрямик поперли к маячившим вдали тополям. За разговорами и не заметили, как вышли к полотну железной дороги. Совсем рядом, около будки, увидали лакированный с желто-голубым флажком автомобиль. – Стоп! – зашипел матрос. – Ложись… Штаб ихний или разведка. Залегли и после короткого совещания, прикрываясь насыпью, поползли вперед. В Максиме кровь стыла, ноги путались, в груди билось большое – в пуд! – сердце. – Вася. – Чшш… – Вася, погибель наша. – Отдала родная? – обернул матрос перекошенное злобой лицо. – Замри. Подлезли ближе. Васька осмотрел бомбу, вскочил и, подбежав к будке, метнул бомбу в окошко. Взрыв треск пламя из окна клубами повалил густой дым. Матрос кинулся к радиатору. Застучал мотор. – Вались! – крикнул он Максиму, сам вскочил за руль. Машина рванула, понеслась в горячем вихре, в кипя щей пыли. Максим от страху и удивления долго не мог ничего выговорить, потом нахлобучил шапку, откинулся на мягком сиденье и захохотал. – Почихают… Друг, угостил. Почихают! Галаган, припав к рулю, зорко смотрел на летящую встречь бешеную дорогу. Автомобиль шел ходко, виляя со стороны на сторону. – Разобьемся? – Никогда сроду. – Чего она вихляется? Приструнь ты ее. – Машина с капризами… Гоночная, фиат. – Жми. – Торопимся, как черти на свадьбу. Почихают, говоришь? – Шарахнул, до горячего, поди, достало. Догнали старуху. Она сбежала с дороги и нырнула было в канаву. Матрос затормозил, лихо остановил своего трепещущего катуна. – Бабка, сюда. Старуха подошла, кланяясь. – Куда, бабуня, божий цветочек, топаешь? – Молочка зятю на пашню несу. – Молоко? – спросил Максим. – Давай. Он отпил, сколько хотел, матрос докончил и, прищурив лукавый глаз, с напускной строгостью спросил старуху: – Сколько тебе? – Да ничего, сынок, кушай на здоровье. – Ну, на горшок. Начали расспрашивать ее про дорогу. Она, заплетаясь с перепугу, принялась растолковывать: – Дорожка ваша, родимые, прямым-прямешенька. Будет вам мост, а за мостом Левченков юрт, то бишь не юрт, а греческа плантация… Мост, сыночки, в позапрошлом году от грозы сгорел, нету там никакого моста… Стоит при дороге хата казака нашего Петра Кошкина, сам он еще в холерный год помер, а сыны, толсты лбы, казакуют… Будет вам колодец при дороге… – Вижу, бабуха, ты врать здорова, – перебил Галаган. – Садись с нами, будешь дорогу показывать. – Помилосердствуй, касатик. Мати Пречистая, зять на пашне дожидается. – Брось сопеть. – Он сгреб старуху в охапку и подал ее Максиму. – Держи! Машина, прыгая по ухабам, помчалась. Моряк подкачивал, развивая скорость. Ветер плющил ноздрю, шумел в ушах. По сторонам, подобна играющей реке, стлалась степь. Пыль буйствовала за ними, как дым пожара. Далеко впереди оба увидали чумацкий обоз и не успели еще ничего сообразить, как испуганные, взвившиеся на дыбы лошади промелькнули рядом и скрылись в крутящейся пыли. За бугром блеснул церковный крест. – Станица… Хаты улица куры и утки – в стороны. Максим крепко держался за борта. Старуха сползла с сиденья на дно кузова и беспрестанно крестилась. Так, на удивление жителям, прокатили они через станицу. Машина стлалась, как птица в стремительном лете. – Стой, дура-голова, – взмолился сомлевший от страха Максим. – Лучше пешком пойдем! – Ты не беспокойся. Дорога вильнула… Машина, мотнувшись, чиркнула лакированным крылом о столб и покатилась мимо дороги прямо по степи. Моряк к рулю – руль отказал. – Останови, пожалуйста. – Черт ее остановит, не кобыла! – Выказывая полную невозмутимость духа, Галаган выпустил руль, закурил и повернулся лицом к Максиму. – Горючее выкачается, сама встанет. Машину валяло с боку на бок, из-под колес выметывались комья черствой земли. Пересекли распаханное поле. На меже, упустив лошадей, стоял босой старик. От удивления он не в силах был поднять руки, чтоб перекреститься. С большого разгона, ухнув, в широком веере брызг перелетели мелкую речушку. Донесся разорванный собачий лай. Впереди качнулся курган, за курганом шарахнулась потревоженная отара, и навстречу, вырастая в угрозу, начала быстро надвигаться новая станица. Машина, сбочившись, промызгнула по косогору. Невдалеке, раскинув сухие руки, проплыли кладбищенские кресты. Под напором силы прущей рушились жердяные изгороди. Плетень был повален с сухим треском. В передних шинах спустили камеры. Автомобиль, оставляя рубчатый след на глубоких грядах огорода, замедлил ход и уткнулся мордой в глиняную стену хаты. От резкого толчка из навесной рамы вылетело зеркальное стекло, с Васьки слетела фуражка. Выпрыгнули оба враз. Нахлыстанные ветром лица их были черны, а глаза полны дикого блеска. – Номер! – скрипуче засмеялся матрос. Из двора в огород заглянула девчонка и, взвизгнув, пропала. Потом появился нечесаный мужик с винтовкой в руках. Увидав автомобиль, он стал в оцепенении. – Здравствуй, дядя, – миролюбиво сказал Васька. – Вы, товарищи, или как вас… чего тута? – Извиняюсь, – сказал Васька и пошел было к хозяину. – Я тебе, туды-т твою, пальну вот в бритый лоб, сразу всю дурь выбью. – Он принял наизготовку и передернул затвор. – Не смей, – крикнул Максим и вытянул перед собой руки, точно защищаясь. – Мы не с худом… – Пошто хату тревожите? – Извиняюсь, – повторил матрос тоном, полным сожаления. – Я сам своей голове не рад. Приключился с нами полный оборот хаоса. Ты и сам виноват: зачем хату близко к дороге поставил? За нас, между прочим, ты можешь жестоко ответить. Завтра придут полчане и поставят тебя к стенке, а шкурой твоей, ежели догадаются, обтянут барабан. Максим, видя, что перебранка грозит им бедою, отодвинул речистого друга и, стараясь придать словам мягкость, обратился к хозяину: |