
Онлайн книга «Улисс»
– Ученые были сначала учениками, – сказал Стивен с высшею вежливостью. – Аристотель был в свое время учеником Платона. – Смею надеяться, он и остался им, – процедил лениво Джон Эглинтон. – Так и видишь его примерным учеником с похвальной грамотой под мышкой. Он снова рассмеялся, обращаясь к брадообрамленному ответно улыбнувшемуся лицу. Лишенное формы духовное. Отец, Слово и Святое Дыхание. Всеотец, небесный человек, Иэсос Кристос, чародей прекрасного. Логос, что в каждый миг страдает за нас. Это поистине есть то. Я огнь над алтарем. Я жертвенный жир. Данлоп, Джадж, что римлянин был самый благородный, А.Э., Арвал, Несказанное Имя, в высоте небес, К.Х., их учитель, личность которого не является тайной для посвященных. Братья великой белой ложи неусыпно следят, не требуется ли их помощь. Христос с сестрою-невестой, влага света, рожденная от девы с обновленной душой, софия кающаяся, удалившаяся в план Будд. Эзотерическая жизнь не для обыкновенного человека. О.Ч. сначала должен избавиться от своей дурной кармы. Однажды миссис Купер Оукли на мгновение улицезрела астральное нашей выдающейся сестры Е.П.Б. [677] Фу, как нехорошо! Pfuiteufel [678]! Право, негоже, сударыня, совсем негоже глазеть, когда у дамы выглядывает астральное. Вошел мистер Супер – младой, высокий, легкий и деликатный. Рука его с изяществом держала блокнот – большой, красивый, чистый и аккуратный. – Вот этот примерный ученик, – сказал Стивен, – наверняка считает, что размышления Гамлета о будущей жизни его сиятельной души – весь этот ненатуральный, ненужный, недраматичный монолог – такие же плоские, как и у Платона. Джон Эглинтон сказал, нахмурившись, дыша ярым гневом: – Я клянусь, что кровь моя закипает в жилах, когда я слышу, как сравнивают Аристотеля с Платоном. – А кто из них, – спросил Стивен, – изгнал бы меня из своего Государства [679]? Кинжалы дефиниций – из ножен! Лошадность – это чтойность вселошади. Они поклоняются зонам и волнам влечений. Бог – шум на улице: весьма в духе перипатетиков. Пространство – то, что у тебя хочешь не хочешь перед глазами. Через пространства, меньшие красных шариков человечьей крови, пролезали они следом за ягодицами Блейка в вечность, коей растительный мир сей – лишь тень. Держись за здесь и теперь, сквозь которые будущее погружается в прошлое [680] [681]. Мистер Супер, полный дружеского расположения, подошел к своему коллеге. – А Хейнс ушел, – сообщил он. – Вот как? – Я ему показывал эту книгу Жюбенвиля [682]. Он, понимаете, в полном восторге от «Любовных песен Коннахта» Хайда. Мне не удалось привести его сюда послушать дискуссию. Он тут же побежал к Гиллу покупать их. Спеши скорей, мой скромный труд, К надменной публике на суд [683]. Как горький рок, тебя постиг Английский немощный язык. – Дым наших торфяников ему одурманил голову, – предположил Джон Эглинтон. Мы, англичане, сознаем. Кающийся вор. Ушел. А я курил его табачок. Мерцающий зеленый камень. Смарагд, заключенный в оправу морей [684]. – Люди не знают, как могут быть опасны любовные песни, – оккультически предостерегла Расселова яйцевидная аура. – Движения, вызывающие мировые перевороты, рождаются из грез и видений в душе какого-нибудь крестьянина на склоне холма [685]. Для них земля не почва для обработки, а живая мать. Разреженный воздух академии и арены рождает грошовый роман, кафешантанную песенку. Франция рождает в лице Малларме изысканнейший цветок развращенности, но вожделенная жизнь – такая, какой живут феаки Гомера, открывается только нищим духом [686]. При этих словах мистер Супер обратил к Стивену свой миролюбивый взор. – Понимаете, – сказал он, – у Малларме есть чудные стихотворения в прозе, Стивен Маккенна мне их читал в Париже [687]. Одно из них – о «Гамлете» [688]. |