Онлайн книга «Девочки. Дневник матери»
Саша: — Им приятнее было жить на свете. 25 августа 52. Читаем вслух «Князя Серебряного». Мы с Наташей шьем, Саша читает. Подумать только: ей по-прежнему жаль Вяземского! Оправдание всё то же: «Ведь это из-за любви!». — Мама, если даже по-советскому рассуждать, все равно князь Серебряный хороший человек — правдивый. А Годунов мне нравится такой, как у Толстого, а не такой, как у Пушкина. А тебе? * * * — Мама, Игорь Михайлович — дворянин? — С чего ты взяла? — А как же! Ведь он — как Д’Артаньян: Д’Яконов. 27 августа 52. — Вот еще, мама, какое у меня есть желание для волшебной палочки: чтоб глаза у меня стали синие, а губы красные-красные, как накрашенные, но только чтобы все понимали, что они ненакрашенные. А выражение глаз чтоб осталось прежнее, чтоб все понимали: это я, а не другая девочка. * * * Она как бедная Эльза: — Мама, если у тебя будет еще один ребеночек, я окажусь средней дочерью, а в книгах средние дочери всегда самые плохие. Как же быть? — Мама, когда у меня будут дети, ты будешь любить их больше, чем меня, говорят, внуков любят больше, чем детей, так говорит папа Аба. Как же быть? Что же ты не отвечаешь? — У нас есть еще время подумать обо всем этом. — Тогда уж поздно будет думать… * * * — Мама, мне иногда так тоскливо бывает. — Почему? — Потому что не коммунизм. Потому, что еще довольно много плохих людей на свете… 
Дачная компания: Алеша Симонов, Саша, Таня Урбанович, Галя. Начало 1950-х. 28 августа 52. Саша осунулась и похудела после болезни: — Была я как помидор, стала, как огурец… * * * Саша: — Мама, знаешь, что в учебнике сказано про славян? Они были широкоплечи, высоки, светловолосы, голубоглазы и в еде неприхотливы. Получается, что Галя — славянка, только глаза у нее карие, и в еде она, по-моему, прихотлива. * * * Галя: — Мама, можно грушу? Наташа: — Возьми пример с Саши и воспитывай волю: тебе хочется, а ты не бери. Галя: — Хорошо, я буду воспитывать волю; когда мне очень захочется заниматься, я преодолею свое желание и заниматься не стану. * * * Саша: — Мама, ты могла бы дружить с женщиной, которая красит ресницы? — Могла бы. — Ты могла бы дружить с женщиной, которая красит ресницы?!! Я не сказала ей, что уже дружу с такой женщиной. * * * Лето у ребят было очень хорошее. Сначала Галя изнывала от скуки и не знала, куда себя девать, и нам всем было от этого очень худо, потому что она с горя обходилась в разговоре с нами довольно скупым набором слов: «Ну и ладно!», «Подумаешь», а на любое замечание отвечала: «Мне скучно». А потом появилась целая туча ее сверстников — один будущий архитектор, другой — биолог, третий — художник, и еще Алена с Егором. Купались, играли в лесу в прятки. Вызывали друг друга условным свистом. Заслышав свист, Галя сломя голову кидалась к калитке, а Саша бежала за ней, вытаращив в испуге глаза, смертельно боясь, что ее могут не взять. Но ее брали. Дачный сезон закончился постановкой пьесы «Горе-злосчастье» и концертом («Соло на скрипке — Валерий Елкин»). Галя играла заморского королевича и была, как говорится, в образе, потому что подавала реплики в своей обычной манере — ворчливо и недовольно: «Хоть вы мне и тесть, а ваша дочь — моя супруга, но я от вас уезжаю: что это такое — денег нет, третий день к обеду вина не подают, и батюшкину шпагу пришлось заложить…» Роль Горя-злосчастья исполнял двенадцатилетний Егор. На репетициях он терял то горб, то живот, но на спектакле лицом в грязь не ударил. В душе у Саши бушевала буря: она сама точила зубы на эту роль, но захворала. И кроме того было еще одно непреодолимое препятствие: Горе-злосчастье в первом действии должно сидеть высоко на дереве, а по деревьям Саша лазить не умеет. — В будущем году научусь, непременно научусь, — повторяет она, как заклинание, и не забывает добавить: — Только бы папа не помешал Папа всегда стоит мне поперек дороги. 
«Горе-злосчастье». Участники — слева направо: генерал — Миша Пименов (биолог), солдат — Лева Шепелев (художник), царь Демьян — Валерий Елкин, режиссер — Галя Фрих-Хар, заморский королевич — Галя Кулаковская, царевна Анфиса — Алена Вальтер, казначей — Саша Миримов-Лентулов (архитектор); на переднем плане: Горе-злосчастье — Егор Вальтер. 5 сентября 52. У Саши 37,8. — Мама, при коммунизме никаких справок не будет — всем будут верить на слово. Ведь при коммунизме никто врать не станет, вер но? — Да, наверное. — А ты почему так думаешь? — Ты ведь сама говоришь, что коммунизм будет только тогда, когда все люди станут очень хорошие. А хорошие люди не врут. — Врут только плохие? — Да. — Ой, значит я плохая? — А ты разве врешь? — Случается. Когда, например, ты спрашиваешь меня, чищу ли я зубы. Потом знаешь, мама, какое меня сомнение берет? Ты говоришь, что Галя очень правдивая. А я думаю — не такая уж она правдивая. — Почему ты так думаешь? — А потому что она часто мне говорит: «Ты врешь!» И как раз тогда, когда я говорю правду. * * * Саша: — Когда я буду учить детей, я никогда не буду на них кричать. * * * — Тетя Нора — вот это женщина: не пудрится, не красится… * * * — Папа, знаешь, какое твое самое любимое выражение? — Какое же? — «Ну что ты там так глупо хихикаешь?» * * * Я: — Этой зимой Саше непременно надо купить коньки. Шура: — Безусловно. Саша: — Папа, ты остришь или говоришь серьезно? |