Онлайн книга «Благородный Дом. Роман о Гонконге. Книга 2. Рискованная игра»
|
Пун Хорошая Погода на миг задумался, но тут же вспомнил указания Четырехпалого. – Давай в раскоп и в грязь лицом! Глядя в неумолимые глаза, Цзинь Пак понял, что для него все кончено. Он пожал плечами. Значит, судьба. – Помочиться я хотел на всех твоих предков, – сказал он и, забравшись в яму, лег в нее. Он положил голову на разложенные в грязи руки и стал прощаться с жизнью. Из небытия в небытие, навсегда оставаясь частью семьи Цзинь во всех ее поколениях, вечно живой в этом нескончаемом потоке из поколения в поколение через всю историю в бессмертное будущее. Пун Хорошая Погода взял лопату и, отдавая должное храбрости юнца, отправил его на тот свет мгновенно, всадив острый край лопаты между позвонками и надавив на рукоять. Цзинь Пак умер, даже не поняв этого. – Забросайте могилу! Чэнь Собачье Ухо окаменел от страха, но тут же бросился выполнять приказание. Усмехнувшись, Пун Хорошая Погода подставил ему ножку и дал хорошего пинка за трусость. Тот рухнул в яму. Лопата в руках Пуна Хорошая Погода мгновенно взмыла и, описав полукруг, с хрустом врезалась Чэню Собачье Ухо в спину. Охнув, тот рухнул на тело Цзинь Пака. Остальные засмеялись, а один сказал: – И-и-и, классный удар! Как заморские дьяволы лупят битой в крикете. Здорово. Он готов? Пун Хорошая Погода не ответил, глядя на последнего Вервольфа, Рябого Цзиня. Все тоже уставились на него. Он стоял под дождем и не двигался. Именно тогда Пун Хорошая Погода обратил внимание на тугую тесемку вокруг его шеи. Подойдя с фонариком, Пун увидел, что другой конец свисает парню на спину. Его оттягивала разломанная пополам монета с аккуратно просверленной в ней дыркой. Монета была медная и, похоже, старинная. – Да пустят ветры все боги в лицо Цао Цао! [1] Где ты это взял? – спросил он, расплываясь в улыбке. – Отец дал. – А у него это откуда, мразь ты мелкая? – Он не сказал. – Он мог взять это у Первого Сына Чэнь? Тот снова пожал плечами: – Не знаю. Меня здесь не было, когда его убивали. Я не виноват, клянусь головой матери! Резким движением Пун Хорошая Погода сорвал у него тесемку с шеи. – В машину его, – приказал он двум бойцам. – Присмотрите за ним. Возьмем его с собой. Да, мы возьмем его с собой. Остальных засыпать, и могилу замаскировать хорошенько. Оставшимся двоим бойцам он велел взять одеяло с телом Джона Чэня и следовать за ним. Они неуклюже двигались за вожаком в темноте. Устало шагая и обходя лужи, Пун вышел к Шатинь-роуд. Неподалеку стоял полусломанный навес автобусной остановки. Выбрав момент, когда на дороге не было машин, он подал знак, и его люди, быстро развернув одеяло, пристроили тело стоймя в углу. Пун вынул подготовленную Вервольфами надпись и тщательно укрепил на груди трупа. – Зачем ты это делаешь, Пун Хорошая Погода, хейя? Зачем ты дел… – Потому что Четырехпалый приказал! Откуда я знаю? Заткни свой, ети его, рот… Их неожиданно залило светом фар вывернувшей из-за поворота машины. Они застыли и отвернулись, сделав вид, что ждут автобус. Когда машина благополучно проехала мимо, они бросились бежать. Небо уже окрасилось первыми проблесками зари, и дождь стал утихать. Зазвонил телефон. Не открывая глаз, Армстронг нащупал в полутьме трубку. Беспокойно заметавшись, проснулась и его жена. – Это главный сержант Тан-по, сэр. Извините, что разбудил, сэр, но мы нашли Джона Чэня. Вер… Армстронг мгновенно проснулся. – Живого? – Цзю ни ло мо, нет, сэр. Его труп обнаружен на автобусной остановке, под навесом на остановке, сэр. Эти, ети их, Вервольфы прикололи к его груди записку, сэр: «Первый Сын Чэнь был настолько глуп, что попытался скрыться от нас. Никому не скрыться от Вервольфов! Пусть об этом знает весь Гонконг. Наши глаза везде!» Он… Потрясенный Армстронг слушал, а сержант продолжал взволнованно рассказывать, как какой-то ранний пассажир автобуса вызвал полицию в Шатинь. Копы тут же оцепили окрестности и позвонили в уголовный розыск Коулуна. – Что нам делать, сэр? – Немедленно вышлите за мной машину. Армстронг повесил трубку и стал тереть глаза, чтобы прогнать усталость. На нем был саронг [2], который красиво смотрелся на мускулистом теле. – Что-нибудь случилось? – Подавив зевок, Мэри потянулась. Ладная сорокалетняя женщина с каштановыми волосами и миловидным, хотя и тронутым морщинками лицом, она была всего на два года младше мужа. Он рассказал, наблюдая за ней. Мэри охнула и побледнела. – Какой ужас. Ох, какой это ужас. Бедный Джон! – Я приготовлю чай. – Нет, я сама. – Изогнувшись крепким телом, она встала с постели. – У тебя будет время? – Только на одну чашку. Слушай, какой дождь… Самое время, черт возьми! Армстронг задумчиво прошел в ванную, быстро побрился и оделся, как это умеют делать только полицейские и врачи. Два глотка горячего сладкого чая, и не успел он взяться за тост, как раздался звонок в дверь. – Я позвоню потом. Как насчет карри сегодня вечером? Можно пойти к Сингху. – Да, – сказала она. – Пойдем, если хочешь. Дверь за ним закрылась. Мэри Армстронг продолжала смотреть на нее. «Завтра наша пятнадцатая годовщина. Интересно, помнит ли он? Скорее всего, нет. За прошедшие четырнадцать его в этот день восемь раз не было дома, один раз я лежала в больнице, а остальные… остальные, думаю, прошли нормально». Она подошла к окну и отдернула занавеси. В полутьме по окнам струились потоки дождя, но они несли приятную прохладу. Мебель в этой квартире с двумя спальнями принадлежала им, но сама квартира была казенная, не станет работы – не станет и ее. «Господи, что за работа! Как паршиво быть женой полицейского. Всю жизнь только и делаешь, что ждешь, когда он вернется домой, и переживаешь, как бы его не пырнул ножом какой-нибудь гнусный преступник, как бы его не застрелили, не ранили. Ночью чаще всего спишь одна. И в любое время дня и ночи может разбудить паршивый звонок с сообщением о каких-нибудь еще более паршивых неприятностях, и вот он опять уходит. Работает за двоих, а получает гроши. А ты идешь в Полицейский клуб и сидишь там с женами других копов, пока мужики надираются, и обмениваешься сплетнями, и пьешь слишком много розового джина. У них, по крайней мере, есть дети. |