Онлайн книга «Тяжелый путь к сердцу через желудок»
|
— Финны. Сорок четвертый. Сто двадцать. Первой не выдерживает Наташа — словно по фальстарту бросается с места и хватает «финнов за сто двадцать». Молниеносно она срывает с себя свитер и юбку, и платье уже на ней. Мы молчим — первое слово за Марьяной. — Сносно, — важно бросает она. И тут подхватываемся мы. Инеска хвалит отчаянно, Ольга сдержанно, я — справедливо. Платье сидит хорошо, да и цвет Наташе вполне. Наташа, красная от волнения, садится на место и прижимает платье к себе. Далее Хозяйка Медной горы выуживает три водолазки разных цветов и также бросает их веером на диван. — Польша. Хлопок с эластиком. Сорок восьмой. Хотя… Все тянется. Тридцатка. Водолазки красная, зеленая и серая. Мой цвет — зеленый. Надо рвать с места, а я замешкалась: «право первой ночи» у Инески, и она тоже обожает травяные тона. Не то чтобы я так благородна. Просто издержки воспитания и страх — буду наглеть, в другой раз не позовут. Инеска берет, разумеется, зеленую, и у меня начинает ныть сердце. Она натягивает водолазку, крутится перед зеркалом и говорит «нет». У меня вырывается вздох облегчения. По-моему, слишком громко. — Надень, — кивает Инеска. — Да ну, — делано равнодушно отвечаю я. — И так все понятно. Моя. На всякий случай я хватаю «мою» вещицу и прижимаю к груди. Ольга берет красную со словами: — Ну я же блондинка. Наташа мнет в руках серую и раздумывает — торопиться на стоит. А вдруг в Марьянином бауле найдется что-нибудь поинтереснее. Следующий лот — юбка. Серый твид, кожаный ремешок. И в пир, и в мир. — Хорошо к водолазке, — разглядывает юбку Инеска. Ольга раздумывает, а я хватаю твид и кладу на колени. Кто не успел, тот опоздал, как поется в песне. Ольга делает вялую гримасу и отворачивается от меня. Может быть, я поторопилась? Хапаю все подряд, а девки думают! Ладно, потише. Поспокойнее. Подостойнее. А нервы сдают. Прикидываю: юбка плюс водолазка — уже восемьдесят пять. Разбежалась, милая! Дальше был синий пиджак из джерси с золотыми пуговицами типа моряцкого. Взяла Инеска. Блузку с кружевом «учительница первая моя» не взял никто. Марьяна обиделась и сказала, что мы — дуры. Потом джинсы — Венгрия, ничего особенного. И потом — цена! Мама дорогая! А куда в них? На работу не пойдешь, мы давно не девочки. Да и еще Венгрия! Джинсы взяла Ольга — для пикников, как она сказала. При слове «пикники» мы переглянулись. Туда можно и в трениках, и в старых брюках. Куртка из замши. Куртка из замши! Боже мой — куртка из замши! Мышиного цвета, с пояском и кнопками! С двумя карманами на молнии! — Двести, — небрежно бросила Марьяна и слегка покраснела. Мы замолчали, не решаясь взять это в руки. Двести — зарплата моего мужа. А он получает неплохо. У меня же есть совесть. У меня есть совесть? Или нет? Вот я не знаю. Честно. А здравый смысл? Вот его-то точно нет! Я почему-то радуюсь этому заключению и медленно надеваю это. — А ты примерь с водолазкой и юбкой, — советует Инеска. Ольга хмыкает. Наташа сосредоточенно грызет ноготь. Сеню по-прежнему не видно из-за газеты. По-моему, он даже не переворачивает листы. Может, спит? Я — принцесса! Нет! Я — королева. Английские королевы ведь носят твид? И хлопок тоже. И замшей не брезгуют! Уверена просто. Да лучше я английской королевы в миллион раз! Почему? Потому что я — советская женщина, получающая сто двадцать рублей в месяц. И муж у меня инженер, а не директор овощной базы. И квартира у меня кооперативная — пятнадцать рублей ежемесячный взнос плюс телефон и электричество. Мама дорогая! У меня же кооперативная квартира! И долг за два месяца! Как я могла забыть! Я — не английская королева. Я — потенциальный пациент клиники для душевнобольных. Мне стыдно. Мне стыдно? А зачем же я меряю это? Да, и еще у меня дети и мама! И еще у меня нет мозгов. Совсем. — Беру, — говорю я так тихо, что почти не слышу своего голоса. Нет, стыд у меня все-таки есть. От волнения я хочу в туалет и выскакиваю пулей, а когда выхожу, путь мне перегораживает Ольга. — Отдай! — хрипло шепчет она. Я мотаю головой. Ни за что! Не будет этого — теперь уже точно. Вот такие мы, бабы, люди. — Отдай! Пожалуйста! — повторяет она, и в ее глазах закипают слезы, злые, тоскливые и завистливые. Я отвожу глаза и снова мотаю головой. — Понимаешь, — шепчет она, — мне очень надо! Я пожимаю плечами: ну и что? А кто, собственно, она мне такая? Не подруга и не сестра — так, знакомая. И особой симпатии я к ней не испытываю. И даже осуждаю — три года уводила мужика из семьи. От троих детей, между прочим. Знаем мы таких, видали! Вцепится такая в глотку — не оторвешь! Пиявка. Жена того мужика чуть в петлю не залезла… Господи! Куда меня понесло! Какая жена, какая петля! Какая пиявка! И какое мне до всего этого дело! Что я несу! Передо мной одинокая и несчастная, далеко не юная женщина. Подруга моей Инески, между прочим. А у Инески не может быть плохих подруг! Вспоминаю, что Ольга живет с тираншей-мамашей и полудурошным братцем. Она наклоняется ко мне и обдает меня жарким дыханием: — Понимаешь, он такой… Модный такой, пижонистый! На тряпки обращает внимание! Ну на хорошо одетых женщин! Он разведенный, понимаешь? И такой замечательный… Это же шанс! И какой! — Ольга качает головой, словно не веря и удивляясь такой удаче. — Он предлагает мне поехать в Вильнюс! А мне совершенно — совершенно! — нечего туда надеть. Только старый плащ, — горестно вздыхает она. Я держусь! Пока держусь и разглядываю скромный пейзажик в металлической рамке на стене. — У тебя же семья! — укоряет меня Ольга. — Муж, дети. Я усмехаюсь: — Вот еще за это мне должно быть неловко! Ольга чувствует, что перегнула, и тут же поправляется: — И потом, — она смотрит на меня подобострастно, — ты же у нас красавица! Я удивленно вскидываю брови: — Разве? А что, красавицам не положены замшевые куртки? Они, эти куртки, испортят мою неземную красоту? — Миленькая моя! — всхлипывает Ольга. — Ну я прошу тебя! Ну пожалуйста! — Знаешь, — решительно говорю я, — если он у тебя такой замечательный, пусть обратит внимание на твою душу! На твое образование, наконец. Ольга — искусствовед и работает в Третьяковке. Она опускает голову и вздыхает: |