Онлайн книга «Она доведена до отчаяния»
|
– Не думай о ней. Думай о нас. Дотти встала и включила телевизор, затем подошла к своим пираньям и бросила им еще кусочек креветки. – Хочешь еще пива? – спросила она, взявшись за ручку холодильника. – У меня много. На танцполе Киппи стояла и смеялась, глядя, как Эрик имитирует изнасилование. Неужели она присутствовала в комнате, когда он уничтожал мои вещи? – Я уже пью второе пиво, вот. Я взяла бутылку. По телевизору показывали новости: Никсон, война, Луна. – А кто тот малыш на снимке? – спросила я. – На каком снимке? – переспросила Дотти. – А, ты его не знаешь. – Это твой родственник? – Можно и так сказать. – Племянник? – Мой сын. – У тебя… о Господи! А где он? – Нигде. Он умер. Она встала и переключила телевизор на другой канал. На меня она не смотрела. – Хочешь еще чего-нибудь? Может, радио послушаем? По телевизору в субботу ничего хорошего не бывает. – Ты была замужем? – спросила я. Дотти развернулась ко мне всем корпусом: – Слушай, не порти вечер, а? Все может быть так прекрасно… – Что – все? – То, что ты здесь. То, что ты мне позвонила. – Но отчего он умер? – спросила я. Дотти не ответила, уставившись в телевизор. Репортер стоял на пляже Кейп-Кода на фоне двух мертвых китов. Киты выбрасывались на берег без причин или по какой-то скрытой причине, которую ученые не могли разгадать. Эксперты были в недоумении. – Это к лучшему, что он умер, – ответила она наконец. – Я его в пятнадцать родила. У него было столько заболеваний, что и не выговорить. Его забрали под опеку государства. – А как его звали? – Майкл. Но я звала его Бастер [18]. – Дотти выключила телевизор. Снаружи в доме хлопнула дверь, и в аквариумах колыхнулась вода. – Я сразу поняла, что с ним что-то не так. Всю беременность знала. Я тогда мало что понимала, но это нутром чуяла. Я прикурила одну из ее сигарет и подала ей. Лицо Дотти сразу обвисло, постарело. – Он прожил дольше, чем они сказали. Перехитрил врачей. Говорили, он и полгода не протянет, а он прожил больше года. Год и два месяца. Иногда я на автобусе ездила его повидать. Мне позволяли взять его на руки. Я подошла к раковине и начала мыть глубокие тарелки из-под мороженого, думая об Энтони-младшем, смерть которого навсегда изменила маму и всю нашу семью. Картина была последней настоящей частью мамы, которая у меня еще оставалась. Дотти подошли сзади и обняла меня за бедра, пристроив подбородок между шеей и плечом. – Привет, – сказала она. Я ощутила это слово дыханием на своей шее. Я окунула тарелки в мойку. – Тебе понравился ужин? – Да, спасибо. Давай заплатим пополам. – Я угощаю, – Дотти вытянула руку и принялась водить по моему животу кончиками пальцев. У меня задрожали руки, отчего мойка заходила ходуном. – Я люблю тебя, Долорес, – прошептала она. – Неправда, – засмеялась я. – Правда. Я с трудом сглотнула и попыталась сосредоточиться на ярких флаконах на подоконнике: «Пайн-сол», «Хлорокс», «Олл», «Джой»… Дотти потерлась животом о мою спину и задницу мягко и вопросительно – не как Эрик в своем «танце». Совсем не так, как Джек. Ее пальцы двинулись внутрь моих бедер. – Слушай, я не хочу, чтобы ты… – заговорила я. – Нет, хочешь. – Нет, не хочу. – А почему нет? – спросила Дотти. Ее пальцы не останавливались. – Две толстушки. Какая разница?.. Мы с тобой одинаковые. Я могу доставить тебе такое удовольствие – я знаю, где нужно трогать. И как. – Нет, правда… Понимаешь… Она развернула меня к себе и медленно приблизила губы к моим губам. От ее волос пахло жареной картошкой и сигаретным дымом. Это был такой мягкий поцелуй, что я его позволила. – Это все не важно, – сказала она. – Две большие толстые мамаши. Никому нет дела. Она права. На нас всем наплевать. Нас по-любому ненавидят. Я тоже поцеловала Дотти. Поцеловала ее одиночество и собственный страх. Поцеловала ту ее часть, которая вышла на свет тем маленьким несовершенным мальчиком. Ее язык оказался у меня во рту. Пальцы потянули за пояс джинсов. Дотти расстегнула молнию. – Давай, – произнесла она. – Мы здесь одни. Никому нет дела. Будет приятно. Спальня Дотти была чистой и полупустой. Аквариум стоял на краю стола рядом с кроватью – рыбы-ангелы скользили внутри куба воды. Я смотрела на них через плечо Дотти, пока она нас раздевала – сперва меня, затем себя. Она положила руки на мои плечи, и я, повинуясь давлению, присела на кровать. Дотти села рядом. Кровать заскрипела от нашего веса. – Сперва ты меня, – попросила она. Дотти взяла меня за руку и начала водить моим кулаком себе по бедрам с внутренней стороны. Разжала мой кулак. Волосы у нее на лобке казались шелковистой щетиной. Она расставила ноги. Ее пальцы двигали моими пальцами вверх и вниз, вверх и вниз, едва касаясь плоти. Ее рука упала, и я продолжала сама. Она легла на постель и закрыла глаза. Все это не важно. Это просто движение, влажное и теплое, снова и снова. Дотти тяжело задышала носом, сжав губы. – Не останавливайся! – крикнула она, когда я замерла. Я продолжила, а она ругалась и дергалась, зажимая мою руку между ногами. Ее тело сотрясло нас обеих, сотрясло кровать. Расслабилось и снова содрогнулось. Я убрала руку. Она онемела и казалась большой, как лапа. Дотти наклонилась и поцеловала меня у локтя, проведя пальцами по моим волосам. Затем она встала с кровати и опустилась на колени передо мной, будто собираясь молиться. Кончики пальцев Дотти скользнули по моим ляжкам, кончик языка ткнулся в колено. – Это будет так приятно… – говорила она. – Так нежно… Это было неловко и грязно – с ее руками и губами, елозившими по мне внизу. Но – нежно, как она и обещала. Немного глупо. Никому нет дела. Я закинула голову, свесившись с края кровати, позволив себе отдаться ощущениям. Ее рыбки плавали в верхней части аквариума. Одна желтая, другая серебристая. Долорес. Они меня успокаивали, обгоняя друг друга в каком-то жидком танце… Никому нет до нас дела. Так почему же это кажется неправильным? Почему мне нехорошо от того, что я чувствую? Кровать и Дотти исчезли, ее прикосновения стали прикосновениями Ларри. И Данте. В душе настал абсолютный покой и мир – я плыла, потеряв вес. Я была Руфью, расцветавшей от удовольствия, даримого Ларри. Ощущения росли внутри меня – серия приятнейших взрывов, которые не прекращались, да я и не хотела, чтобы они прекращались… |