Онлайн книга «Витязь в овечьей шкуре»
— Всем тихо! — крикнул Негодько, со лба которого градом тек пот, и погрозил Покровскому пистолетом. — Я офицер милиции. Тот уже взял себя в руки и спросил: — И что же у вас тут — учения? Где Генрих? — Валяется за диваном, — сообщил Бубрик, с трудом освобождаясь от Наташи. — К вам подходить-то можно? — спросил Покровский у Негодько и, когда тот угрюмо кивнул, широким шагом проследовал к дивану, бросив в сторону Наташи: — И вы еще будете говорить, что с Бубриком вас ничто не связывает! Вместо ответа она гордо одернула задравшуюся на животе кофту. — Боже, какой разврат! — пробормотал Покровский, зыркнув на нее. — В каком смысле — разврат? — переспросила Наташа. — Стрельба, голые женщины… Генрих, дружок, что с тобой? — спросил он и встал на колени. — Ваш дружок, — не выдержала она, — запросто может оказаться убийцей! — Мне нужно прояснить для себя обстоятельства дела, — заявил между тем Негодько странным голосом. — Пойду, побеседую с предполагаемым телом. — Он спрятал пистолет и скрылся в той комнате, куда убежала голая девица. — Вот это да! — пробормотал Бубрик и, подойдя к столу, на котором стояла дежурная бутылка коньяка, налил себе рюмочку. — Вечер обещает множество сюрпризов. Покровский тем временем привел в чувство своего эконома и пересадил его на диван. — Андрей Алексеевич! — с надрывом воскликнул Минц и заплакал, уткнувшись носом в колени. Его розовая складчатая лысина предстала во всей своей беззащитности. — Я не хотел, чтобы ты узнал! — О чем это он плачет? — спросил Покровский, хмуро обернувшись к Наташе. — Простите, Генрих, — печально ответила та, глядя на несчастного эконома, — но я должна ему рассказать все. Сегодня Азор случайно забежал в вашу комнату и свалил на пол шкатулку. Случайно! Оттуда выпало письмо вашей жены, и я случайно его прочитала. — На Бубрике вы сегодня оказались тоже случайно! — не выдержал и съехидничал Покровский. — Она меня чуть не задушила! — немедленно отозвался художник, наливая себе очередную рюмочку. — Я еще тогда, во время грозы почувствовал, что мне от нее достанется. Коньячку не хотите? — Нет, — с большим чувством ответила Наташа. — Не хочу. Генрих зарыдал еще горше. Из комнаты, в которой скрылся Негодько, послышалась возня. — Его жена, Андрей Алексеевич, — печально продолжила Наташа, — покончила с собой из-за вас. — Мария? — переспросил Покровский. — Она разбилась на машине! — Она разбилась специально. Потому что не могла больше жить, не зная, что делать с безответной любовью к вам. — Что за чушь? — закричал Покровский, вскакивая и топая ногой. — Генрих, почему ты молчишь? Скажи этой дуре, что она все придумала. Генрих поднял заплаканное лицо и послушно сказал: — Дура, ты все придумала. — Наташа задохнулась от негодования, а он добавил: — Это письмо писала не моя жена, а Лина. — Подожди-подожди, — насторожился Покровский. — Значит, в самом деле существует какое-то письмо?! — Это Лина… Несколько лет назад… Они тут гостили с твоим братом… И она отравилась… — довольно бессвязно принялся объяснять Генрих. — Таблетками. Она думала, что ты прочтешь письмо… Но я неожиданно вернулся и ее спас. Не я спас, врачи. Я вызвал «Скорую»… Лина думает, что ты в курсе. А я скрыл… Я не хотел, чтобы ты страдал понапрасну. Зачем? Ведь она осталась жива. А так — всем лучше! Покровский сначала развел руки в стороны, а потом беспомощно уронил их вниз. Он не знал, что сказать, и на лице у него нарисовалась детская растерянность. Пока он переваривал информацию, у Бубрика созрела куча собственных вопросов. — Зачем, — спросил он у Наташи, — вы пришли сюда ночью? — Она смотрела на него непонимающе. — И за каким хреном, — продолжал он тем же тоном, — вы привели с собой милиционера? — Ну… Я была в саду… — Покровский поглядел на нее и сощурился, пытаясь ухватить суть. Она кинула на него затравленный взгляд: — Перед тем как отправиться в Москву, я сидела в саду… И тут встретила знакомого милиционера. — Он случайно прогуливался поблизости с пистолетом, — подсказал Покровский. Из комнаты, куда ушел Негодько, донеслось идиотское хихиканье, потом какой-то стук, и женский голос произнес: «Пупсик!» — Он сказал, что поступил сигнал, — проигнорировала Наташа его замечание. — По поводу того, что в этом доме творится нечто.., невообразимое. Генрих снова зарыл усы в колени и длинно всхлипнул: — Бес попутал, Андрей Алексеич-и-ич! — Я ничего не понимаю! — воскликнул Покровский, хватаясь за голову. В это время в каминный зал вошел сердитый Негодько. В руках у него было несколько листов бумаги, исписанных мелким почерком. Следом за ним семенила та самая девица, только теперь она была в платье, хотя и босиком. — Допрос гражданки Симошкиной закончен, — сообщил Негодько. — Гражданка оказала сопротивление органам милиции, пыталась фамильярничать и была строго предупреждена. Вышеозначенная гражданка Симошкина, растрепанная и несчастная, вертя задницей, направилась к Бубрику и заявила: — Ах, Аркашка! Ты не представляешь, до чего он темпераментный! Я бы и ему стриптиз показала, но он не захотел. Заставил меня рассказать всю подноготную. И как я сюда попала, и зачем, и чем мы тут занимались… — А-а-а! — пуще прежнего зашелся Генрих. — Андрей Алексеич, я просто старый козел! Ну, убей меня! Покровский оглядел все собрание и остановил взгляд на Наташе. Подошел к ней близко, наклонил голову и тихо спросил: — Из-за чего он так сильно расстраивается? — Помнишь, Андрей Алексеич, — неожиданно вскинул голову Генрих, — как ты со своим лучшим другом Стасом разругался в прошлом году? Ох, как ты лютовал! А все потому, что он.., что он.., с молоденькой девчонкой крутил любовь. Со студенткой. — Конечно. Когда я вижу своих ровесников, гуляющих со студентками, сразу же начинаю волноваться за собственную дочь. — Вы правда такой сердитый? — с любопытством спросила гражданка Симошкина у Покровского и сунула в ярко накрашенный рот сигарету. — Правда, — ответил за него Бубрик и протянул ей огонек. Покровский посмотрел на Наташу, она озадаченно почесала бритую макушку и шепотом сказала: — Не смотрите на меня, я ничего не знаю про то, что здесь творилось. |