Онлайн книга «Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем»
|
За дефицитом женщин танцы, к счастью, не удались. Мужики назюзюкались — одни больше, другие меньше. Володька меньше других, но достаточно. Уж не ушел ли ты в отпуск, дорогой? Тосты. Один был за Елену Прекрасную. Спасибо. Это дежурный. Другой — этот произнес капитан из новеньких — за генерала. На полном серьезе. Все приумолкли. Настолько некстати. Володя протянул: — Уууууу! А потом добавил: — И за партию с правительством. Он со мной совсем разглумился, со мной ему все позволено. — Раз налито, надо пить. Ко мне весь вечер приставал с разговорами — коренастенький такой, приплюснутый [73], все время забываю фамилию, — а ведь, кстати же, лошадиную! Или нет? Ну да! Вот залез в голову, буду теперь вспоминать. (А Владимир Юрьевич наш спит себе мертвецким сном, завтра головка начнет бобо. — Третий час ночи, и мне пора, допишу и лягу, только спать не хочется, вот и пишу, пишу, пишу…) Тот — отвлеклась — коренастенький (и розовощекий), тот приставучий, все мне порывался объяснить, какой он уникум в сексуальном смысле [74]. В общем — финиш. Володька с кем-то лясы точил на балконе. Я сразу сказала, мне не интересно, но тому уже не остановиться было, я спросила: а вы не маньяк? — он и глазом не моргнул, так его и несло. Или маньяк, или с проблемами [75]. Потом с ним произошел казус, уже на кухне — когда они еще приняли. Я уже о машине думала, вхожу, а там тот приставучий о каком-то немце рассказывает — то есть известно о каком: о начальнике всей их немецкой разведки [76], будто он выпустил мемуары и будто там говорится о Бормане, что тот был нашим шпионом, второй человек после Гитлера! [77] И что он у нас умер после войны и у нас похоронен. Дескать, до чего дошла наглость западных инсинуаторов. Так тот рассказывал [78]. Володя слушал-слушал, а потом говорит как ни в чем не бывало: — Я знаю. Тот так и осекся. — Что ты знаешь? — Про Бормана. — Что — про Бормана? — Ну, что был нашим агентом. Это он подразнить хотел. — Да ты что!.. откуда ты знаешь? — а у самого глаза на лоб. — Откуда я знаю, — отвечает Володька. — Откуда же еще? — и как бы язык прикусил, артист: как бы в моем присутствии. Я сначала не поняла, на что он намекает, а тот сразу понял. — Врешь, — говорит и на меня смотрит. — Я тебе ничего не говорил, — отвечает Володя. — Забудь. Но тот уже ко мне: — Елена Викторовна, это правда? Я даже растерялась. — Правда, что Борман был наш? — Вы, — спрашиваю, — серьезно? — Молчи! — приказывает Володька. — Нельзя! — а сам, вижу, вот-вот расхохочется. — Елена Викторовна, скажите, что он врет. Я никому не скажу, вы только скажите, да или нет, правда или неправда? Вот ведь какой деревянный! — Пожалуйста, да или нет, был или не был? Я повернулась и ушла в комнату [79]. Удивительный пень [80]. Когда назад в машине ехали, Володька все веселился — передразнивал: «Елена Викторовна, правда или неправда, был или не был?» Жеребцов, кажется. Или что-то похожее. Кобылин [81]? 15 ноября — Не там ищете. — А где надо? — спросил генерал. Очень у него смешно получилось это «где». Чуть не сказала. Но не сказала. — Не знаю где. Не там и не так. 21 ноября И вообще, почему бы вам не повесить мой портрет вместо Дзержинского? |