Онлайн книга «Прощальный поцелуй Греты Гарбо»
Платье, как ни странно, отыскалось: шифоновое черное, в мелкую крапинку. К нему подобралась шляпка-таблетка с вуалью. Нитка жемчуга немного оживила наряд, но ровно настолько, чтобы не диссонировать с глобальной печалью. В машине Лионелла думала о Кирилле, мысли были невеселыми, но все лучше, чем похоронные. «Какое удивительное и коварное существо – человек, – думала Лионелла. – Еще вчера днем я верила в его невиновность, а сегодня сомневаюсь». Стоило Льву сказать, что Кирилл продает уже проданный дом, и ее уверенность рухнула. «Регина Криволуцкая… – Лионелла никогда не слышала этого имени, но по этому поводу у нее были свои соображения: – Уж лучше бы он продал дом мужику…» Она велела притормозить у цветочного магазина, чтобы забрать заказанные цветы. Водитель ушел и возвратился с букетом, который, как и планировалось, не был сугубо траурным. Цветочный гуру добавил в композицию свежую нотку: розовую ветку дендробиума. Это было стильно, изысканно и вполне в духе Лионеллы Баландовской. Автомобиль подъехал к ритуальному залу за десять минут до окончания церемонии. Мишель Петухов заканчивал прощальную речь у гроба жены: – И как сказал классик: если безутешно плакать до тех пор, пока не иссякнут все слезы, то рано или поздно на вас опустится скорбный покой и вы почувствуете, что отныне с вами уже ничего не может случиться, ни хорошего, ни плохого… Лионелла вспомнила, что встречала эту цитату на форумах в Интернете, и, возлагая цветы, старалась не смотреть на лежавшую в гробу Катерину. Она встала поодаль и только после этого оглядела присутствующих. У гроба сидели незнакомые ей женщины. Старшая, вероятно, мать Катерины. Ее лицо выражало неподдельное горе. Остальные, по внешнему виду – провинциалки, просто глазели по сторонам. Недалеко от гроба, в черном декольтированном платье длиной выше колен, стояла Марго Никодимцева. Заметив Лионеллу, она сделала приветственный жест. Рядом с ней Лионелла заметила Терскова. Объяснить его присутствие было непросто. Она выбрала очевидность: Терсков приехал, чтобы отдать долг памяти женщине, погибшей в его отеле. Чем не версия? Другой просто не было. Среди пришедших проститься с Катериной была и Милена Полторацкая, как всегда безвкусно одетая, с тяжелым ожерельем на шее. Рядом с ней был старец Порфирий. По его отрешенному виду было ясно, что он молится. – Разрешите… – оттеснив кого-то плечом, рядом с Лионеллой возник Шмельцов. – Не выношу подобных мероприятий, но не прийти не мог. – Аналогично, – сдержанно заметила Лионелла. – Когда вынос тела? – Через несколько минут. Шмельцов взглянул на часы: – Удивительно зловещее изобретение… Не находите? – Похороны? – Я про часы. Ни на минуту не позволяют забыть, что жизнь – конечна. – Это грустно. – Вам особенно идет эта шляпка. Страдал без вас все эти дни. – Любезник, – тихо проронила она. – Чаровница, – сказал он. – Не лучше ли вам выйти? – спросила дама с лошадиным лицом. – Прелестная идея. Вы позволите? – Шмельцов проворно склонился и поцеловал даме ручку, после чего вывел Лионеллу на улицу. – Какое облегчение! – Вы хромаете, – сказала Лионелла. – К счастью, мой полет не был фатальным. – Вы правы, Катерине повезло меньше вашего. – Лионелла достала мундштук и, не отводя взгляда от своего отражения в стекле, закурила. – Действительно странно… – Что именно? – В одном отеле с одного этажа с разницей в двадцать четыре часа падают два человека. – Прошу заметить: характер наших полетов диаметрально различен. Кому это знать, как не мне. Я – участник. – В таком случае поделитесь: как вы решились? – Крепко выпил, и мне показалось, что крыша не настолько крута. Припоминаю то волшебное чувство: смесь протеста, жажды свободы и безграничной смелости. – Врете… – сказала Лионелла, затянулась сигаретой и выпустила дым изо рта. – Все, что вы сейчас рассказали, – вранье. – У вас нет оснований не верить мне. – Вы бы не решились на это. Вы – расчетливый человек. – Я был пьян. – Это ничего не меняет. Вы слишком дорожите собой. Не знаю, что на самом деле заставило вас лезть на крышу, но причина была куда как серьезнее. – Повторяю: это был протест, жажда свободы и безграничная смелость. – Шмельцов взглянул на Лионеллу, и в его глазах запрыгали чертики. – С вами невозможно говорить. Вы – профессиональный лжец. – Всегда говорю правду. – Снова – ложь. – Ну хорошо, – он улыбнулся. – Скажем так: по возможности я бываю правдив. – Один неглупый человек сказал мне: поменьше играйте в игры. – Лионелла царственно взмахнула рукой. – Дарю эту фразу вам. – Игра – вся моя жизнь. – Послушайте, Григорий. – Лионелла затушила сигарету, сунула янтарный мундштук в футляр и спрятала его в сумочку. – Ответьте мне на вопрос… – Всегда к вашим услугам. – Для чего Ольшанский ждал вас после игры? – По-моему, ответ очевиден. – Итак… – Чтобы встретиться и поговорить. – О чем? – Я дал слово хранить тайну. К тому же я не только не помог, но усугубил его положение. Ольшанский, кажется, арестован? – Кирилл мне все рассказал… – Неужели? – Шмельцов пораженно отстранился. – Вы пообещали ему денег. – Не только пообещал, но и дал. – С чего это вдруг? Ему давно никто не дает. А вы сами позвонили и предложили. – У меня появились свободные средства. Впрочем, почему я должен это обсуждать? Мои деньги, что хочу, то и делаю. – И все же не понимаю. Почему это совпало по времени с вашим пребыванием в Питере. Не проще ли было подождать, когда вернетесь в Москву? Зачем было вызывать его туда? – Он сам не хотел ждать. Есть такое слово – приспичило. – Есть, – Лионелла, не меняя осанки, чуть заметно кивнула. – Только мне кажется, приспичило не ему. – Кому же? – Шмельцов любезно заглянул ей в лицо. – Вам. – Что за чушь! – У вас была какая-то цель. И, кстати, пистолет, из которого застрелили альфонса, лежал в ящике вашего стола. – У меня никогда не было оружия. – Тогда скажите, как он там оказался? – Вы это у меня спрашиваете?! – Шмельцов возмущенно огляделся. – Я был в душе. Откуда я знаю, что там случилось! И, кстати, когда я вышел из ванной, я встретил вас. |