Книга Вот я, страница 152 – Джонатан Сафран Фоер

— А…

— Я так рада, что вы дома.

— О, я здесь не живу, — сказал Джейкоб, инстинктивно флиртуя, и тут же подумал, не та ли это женщина, мужа которой в середине учебного года настигла аневризма. — Просто покупаю кое-что для дома.

Она не засмеялась. Она очевидно умилилась. Не для нее ли Джулия устраивала все те званые обеды?

— У нас висел список всех, кто поехал.

— Поехал?

— В Израиль. Его повесили у молельни.

— Я не знал, — сказал Джейкоб.

— Я никогда не молилась. Никогда. А тут вот начала. И многие начали. Почти каждое утро в молельне был народ. В общем, каждый день я его читала.

Джейкоб подумал: Я еще могу сказать правду, но только прямо сейчас. Потом нелепое недоразумение превратится в ложь, которая еще хуже того, что она скрывает.

— Я и понятия не имел, — сказал он.

Можно же обойтись малой ложью (меня развернули в аэропорту) или даже полуправдой (что в семье был кризис, и там я был нужнее, чем даже на войне за морем).

— Списков вообще-то было два: имена тех, кто поехал, и тех, кто погиб. Все фамилии из второго списка, конечно, были и в первом.

— Что ж, приятно было снова повидаться, — сказал Джейкоб, ненавидя правду, ненавидя ложь и не находя ничего посередине.

— Список так и не сняли. Может, это будет такой мемориал? А может, хоть война и кончилась, в каком-то смысле она еще идет?

— Трудно сказать.

— А вы где были? — спросила она.

— В каком смысле?

— В Израиле. Снабжение? Пехота? Я не знаю военную терминологию.

— Я был в танковой части.

Ее глаза округлились.

— Сидеть в танке, наверное, страшно.

— Не так страшно, как снаружи.

Она не засмеялась. Она поднесла ладонь к губам:

— Но вы не управляли им?

— Нет. Для этого нужна спецподготовка и хороший опыт. Я заряжал орудие.

— Наверное, очень тяжело.

— Ну, в общем.

— А вы видели бой? Так можно сказать? Видеть бой?

— Я тоже не знаю, как правильно сказать. Я был просто организмом. Но да, бой я видел. Думаю, все его видели.

Он продолжал говорить, но его мысли застряли на Я был просто организмом.

— Было ли ощущение смертельной опасности?

— Да я и не знаю, что я там вообще чувствовал. Звучит банально, но бояться было некогда.

Она, не глядя, сжала медальон большим и указательным пальцами. Ее рука точно знала, где его искать.

— Простите, — сказала она. — Я задаю слишком много вопросов.

— Да ничего страшного, — отмахнулся он, уцепившись за ее извинение как за ручку аварийного выхода. — Мне пора, надо успеть забрать Сэма.

— Как он, хорошо?

— У него все отлично. Спасибо, что спросили. А…

— Дилан.

— Да-да.

— У Дилана сейчас трудный период.

— О нет. Жаль, что так.

— Может быть… — начала она, но тут же, тряхнув головой, прогнала мысль.

— Что?

— Я просто хотела сказать, может быть, если я не слишком много прошу, может, вы бы к нам как-нибудь зашли?

— Я уверен, Сэм будет рад.

— Нет, — сказала она, и на шее у нее внезапно проступила или внезапно стала заметна Джейкобу вена. — Вы. Я имела в виду вас.

Джейкоб растерялся. Она что, правда такая беспардонная? Или перепутала его с другим родителем, детским психологом, как он перепутал ее с женой больного аневризмой? Мэгги понравилась ему, она волновала, но ничего у них не выйдет.

— Конечно, — сказал он. — Как-нибудь зайду.

— Может, если вы поделитесь своим опытом, для него все станет не таким абстрактным. Не таким страшным. Мне кажется, сейчас так тяжело еще и потому, что мы не знаем подробностей.

— Резонно.

Хотя никакого резона.

— Совсем ненадолго. Я не прошу вас его воспитывать или что-то еще.

— Я понял.

— Вы добрый человек, — сказала она.

— Нет, — возразил он.

Тут она наконец засмеялась:

— Ну, думаю, только вы знаете точно. Но вы кажетесь добрым.

Однажды, когда он уже уложил Бенджи, тот снова позвал его к себе в комнату и спросил:

— А бывают вещи без имен?

— Конечно, — ответил Джейкоб, — и немало.

— Например?

— Например, эта спинка кровати.

— Она и называется спинка.

— Спинка — это то, что она есть. Но своего собственного имени у нее нет.

— Точно.

— Спокойной ночи, мой милый.

— Давай дадим им имена.

— Знаешь, этим занимался первый человек.

— А?

— Адам. Помнишь Адама и Еву? Господь повелел ему дать имена животным.

— Мы дали имя Аргусу.

— Именно.

— Но первый человек же был обезьяной? Он и себя назвал?

— Может быть.

— Я хочу всему дать имена.

— Это будет немалый труд.

— Ну и что?

— Ладно. Но начнем завтра.

— Ладно.

Джейкоб вышел за порог и, как обычно, задержался, а Бенджи, как обычно, снова его позвал.

— Что?

— А бывают имена без вещей?

Такие, как на могильных камнях в гетто самоубийц. Такие, как на стене памяти, в которых Джейкоб перемешивал буквы. Такие, как в его сценарии, которым он никогда ни с кем не поделится. Джейкоб написал тысячи и тысячи страниц о своей жизни, но лишь в тот момент, когда на шее Мэгги проступила жилка, когда его выбор наконец стал виден, он задумался, достоин ли хоть одного слова.

— Ладно, — сказала она, улыбнулась, кивнула и отступила на полшага. — Передайте привет Джулии.

— Непременно, — сказал Джейкоб.

Он бросил тележку с товарами, прошел по стрелкам обратно сквозь отделы для гостиной, для кабинета, для кухни, для столовой и для спальни и вышел на стоянку. И поехал прямо к синагоге. Списки там и в самом деле висели. Но его фамилии не было в списке ушедших воевать. Он проверил во второй и в третий раз.

И как же понять разговор в "Икее"?

У нее ложные воспоминания?

Или, может, она в газете видела фото из Айслипа, а когда вспомнила его фамилию, решила, что видела фамилию?